Небес глубина от дерев до заснеженных гор,
Как будто вобрав в себя синие краски земли,
Как очи у той, что зовёт в неоглядный простор,
Где синь васильков и река, голубеют вдали.
Вокруг синева, даже синий над лугом туман,
Глотнуть бы его и как сон раствориться бы в ней,
В той русской красе, чей изящный и женственный стан,
За мной по росе, словно нить за иглой, до камней.
К бурлящей реке, а вокруг васильки, васильки,
Не знаю уж кто, иль они, иль она мне милей,
Вот древний старик, чьи в снегах, на горах что, виски,
Зачем-то плетусь за красой, за молоденькой ней.
Коль это любовь – с юных лет голубая мечта,
Ломиться не в дверь, чтоб её увидать, а в окно,
Теперь вот бежать, сквозь туман в молодые лета,
Чтоб с губок глотнуть, её лет, молодое вино.
Сидим на камнях, а внизу свирепеет река,
Прильнула к груди, а устами своими к устам,
Я стал молодым, я вернулся в иные века,
И в сладостный стон, и что рядом синели кустам.
Я чувствовал плоть, как во сне, молодого птенца
Ей спать бы ещё, но любовь поманила в луга,
Изящную лань и уже, по уму, мудреца,
В далёкую даль, чтоб не видел никто - к берегам.
Здесь раньше я был, но уже совершенно с иной,
Кудрявая смоль и, как лён, завитушки кудрей,
Столь лет-то прошло и событий масштабных со мной,
Но в страстной любви, я не стал, ни на йоту мудрей.
Её, как дитё, я сосал молодые соски,
Стонала она, когда плоть раздвигала цветок,
Терзала нутро до утра, не смотря на виски…
То был наяву в этой жизни любовный глоток.