Григорий Мосейко:
«Музыканты – счастливые люди, мы ежедневно общаемся с гениями».
ПОЛЕТ ДУШИ
1 октября отмечался Международный день музыки. И маленькое Приднестровье имеет к этому празднику непосредственное отношение: у нас есть великолепный музыкальный коллектив, который знают и любят не только в ПМР, но и за пределами республики — Государственный симфонический оркестр. 14 лет коллективом руководит выдающийся музыкант, человек, который легким движением рук влюбляет в себя зрительный зал и заставляет рождать чудесную музыку 65 послушных взмахам его дирижерской палочки оркестрантов, народный артист ПМР, художественный руководитель и главный дирижер ГСО Григорий Мосейко.
Наш сегодняшний разговор с Григорием Алексеевичем, прежде всего, о музыке и об оркестре, но также — о временах и нравах, о вкусах и зрителе, о высоком и обыденном, и о том, как важно человеку в современном мире сохранить живую и трепетную душу, в которой обязательно должно оставаться место для прекрасного.
Вся зарплата – на ноты
- Григорий Алексеевич, как и где начиналась Ваша дорога к дирижерскому пульту самого большого музыкального коллектива Приднестровья?
- Родом я из Украины, но учился и работал долгое время в Кишиневе – с 1970 по 1990 годы. Окончил кишиневскую консерваторию — сначала как концертный исполнитель, а потом как композитор. В Кишиневе на тот момент был очень высокий уровень профессуры: практически все профессора получили образование на Западе – в Праге, Вене, Бухаресте. Потом стажировался у всех дирижеров, которые к нам приезжали, но, в основном, отдавал предпочтение немецким, поэтому у меня немецкое отношение ко всему. И многие приезжающие к нам музыканты отмечают, что наш оркестр — немецкий по звучанию… Потом преподавал в Кишиневской консерватории, был первым флейтистом симфонического оркестра Молдавской филармонии, много играл как солист с оркестром, около сотни произведений записал на грампластинки.
Во время тревожных событий начала 90-х годов покинул Молдову и вернулся на родину, работал в Запорожье. В 1998 г. меня пригласили в Тирасполь. Здесь я вначале создал ансамбль старинной музыки, а в 1999 году возглавил Государственный симфонический оркестр.
- Сегодня оркестр насчитывает 66 человек, находится в хорошей творческой форме и пользуется заслуженным уважением жителей Приднестровья. А как обстояли дела в 1999 году?
- Оркестр достался мне в очень запущенном состоянии. Не было инструментов, репетиционной базы, музыкальной библиотеки, в коллективе сильно хромала дисциплина. До моего прихода оркестр просуществовал 4 года, но за это время не было сыграно ни одной симфонии. Пришлось выстраивать определенные отношения между дирижером и оркестром, собирать нотную библиотеку, заявлять о себе в городе – в общем, ставить дело на другие рельсы.
Собирать ноты нам помогали оркестры многих стран мира: СНГ, Западной Европы и даже Америки, сказались мои старые связи — я же в свое время сотрудничал со многими музыкантами. А еще в этой библиотеке — практически вся моя зарплата: средств на закупку музыкальной литературы ведь никто не выделял, а решать проблему надо было.
Когда в 2001 году тогдашний президент ПМР Игорь Смирнов увидел, что оркестр таки «пошел», стал занимать серьезное положение в обществе, он решил нам помочь в приобретении инструментов. Я сначала очень скромненький списочек набросал – самое необходимое, но мне сказали: пишите все, что надо – оркестр в Приднестровской Молдавской Республике должен быть! В итоге были куплены почти все инструменты – новые, качественные, известных фирм
Под флагом Приднестровья
- Как отнеслись к симфоническому оркестру из непризнанной республики «собратья» из других стран?
- Наш оркестр прочно вписался в линию других симфонических оркестров в этом регионе – Кишинев, Тирасполь, Одесса, Ялта. И когда сюда приезжают с гастролями какие-то оркестры или солисты, то они так и идут по этому региону, не обминая Тирасполь. Музыкантов интересует сам оркестр, а признан он или нет – не имеет значения. А нам это только в плюс, ведь это пропаганда нашего оркестра, нашей культуры.
К нам стали приезжать исполнители из Молдовы, Украины. Большим событием для Тирасполя стал приезд в 2001 году Марии Биешу — она пела с нашим оркестром. А я еще во времена работы в Кишиневе 15 лет был аранжировщиком этой выдающейся певицы и хорошо её знал, знал особенности её исполнения, капризы, и так вымуштровал своих музыкантов, что они были готовы ко всему, к любым неожиданностям. Марию Биешу это страшно удивило – не ожидала. Она тогда заявила: «Мы его потеряли, вы его приобрели». Было очень приятно услышать такую высокую оценку моей работы…
Что же касается непризнанности… Как-то я вывозил своих учеников – я преподаю флейту, у меня много деток – в Литву, на международный конкурс в Каунас (кстати, мы взяли там 1-е и 2-е места), и организаторы конкурса спросили: «У вас есть флаг вашей страны?». А у нас как раз был огромный приднестровский флаг, где-то полтора метра на метр, и организаторы вывесили его в одном ряду с другими флагами – Швеции, Польши, Финляндии, Германии, Венгрии… Причем, наше полотнище, шведское и российское были самыми большими. А рядом висел флаг Молдовы – маленький, как книжка – их конкурсанты не взяли с собой другого. И ничего, наш флаг так и провисел всё время конкурса, и никто ничего не сказал – ни нам, ни организаторам.
Здесь будет полет валькирий…
- 20 сентября 6-й симфонией Дворжака и 1-м концертом Шопена в Тирасполе был открыт 19-й концертный сезон. Какие еще музыкальные сюрпризы ждут тираспольчан и гостей города в этом сезоне?
– Наш следующий концерт — 11 октября — мы планируем подготовить по страницам оперной музыки. В этом году исполняется 200 лет великим Верди и Вагнеру. Это очень разные композиторы, но я собрал их в один концерт, как юбиляров, и могу сказать вам по секрету, что в конце прозвучит знаменитый «Полет валькирий».
В ноябре мы представим музыку барокко, будут звучать Гендель, Бах, Вивальди. В декабре мы даем концерт в Кишиневской филармонии, с солистами из Америки, и с этими же солистами через два дня выступаем здесь, в Тирасполе.
В феврале состоится «Знакомство с симфоническим оркестром», это программа для детей из разных городов Приднестровья. Прошлый раз мы с этим проектом выезжали в Каменку, сейчас поедем в Рыбницу.
8 марта будет традиционный концерт «Музыка любви». В конце сезона, в мае, в дни славянской письменности, мы проведём концерт по произведениям славянских композиторов.
- Есть композиторы, которых многие знают и любят – Шопен, Моцарт, Чайковский, Вивальди, их музыка лирична, понятна, а есть сложные – тот же Рахманинов, Вагнер, Шостакович, понять которых непросто. Но на ваших концертах звучат и те, и другие. Как «рискуете» включать в программу сложных композиторов и как реагирует на них публика?
- Замечательный вопрос! Действительно, наша публика больше приучена к таким композиторам, как Моцарт, Гайдн, Бетховен, Глинка, Чайковский. И когда лет 7 тому назад я взял 1-ю симфонию Шостаковича, всё переживал: как люди к ней отнесутся? Но вы себе не представляете, как же тепло её приняли! Воодушевленный, через год я взял 5-ю симфонию, потом 6-ю, 9-ю — и все они были восприняты просто на ура. Я откровенно радовался: «Ну, надо же!» Никогда не думал, что наша публика так хорошо будет принимать такую сложную музыку.
Чуть позже я взял «Жар-птицу» Стравинского – это очень сложная, насыщенная музыка – и наша публика и её восприняла замечательно! Теперь собираюсь взять еще и «Петрушку» Стравинского, а со временем обязательно будет звучать музыка Малера, Прокофьева — думаю, наши люди уже готовы к этому.
Попса – не музыка
- Когда Григорий Мосейко приходит домой, какую музыку он слушает?
- Люблю послушать произведения, которые мы играли на последнем концерте, но в исполнении других оркестров, сравнить звучание, манеру исполнения – такое вот профессиональное любопытство… А так я слушаю классику – у меня всю ночь включен канал «Классик» на кабельном телевидении. Слушаю и современных авторов, но серьезных. Современная музыка большого интереса у меня не вызывает, но, во всяком случае, французского авангардиста Пьера Булеза я слушаю.
- Для многих современная музыка – это попса или шансон, назойливо звучащие из всех радиоточек…
- Такое я вообще не слушаю. Современная музыка – это не значит гоп-ца-ца, всё, что там звучит, вообще нельзя называть музыкой. Настоящая же современная музыка очень сложная, в ней много течений, это – модерн; как и современная живопись, она для узкого круга почитателей. Классика же охватывает более широкую аудиторию, к нам приходят люди разных возрастных категорий, разного интеллектуального уровня. И это очень отрадно, что, невзирая на массовую культуру, которую нам впихивают телевидение и радио, люди идут на симфонические концерты, и в них просыпается что-то живое, здоровое, человеческое.
— Вы замечали, что у Вас удивительное влияние на людей? Большинство зрителей в Вас влюбляется – может быть, «виной» тому Ваша энергия и самоотдача на сцене, а, может, есть какой-то секрет влияния? И как выносите «тяжесть» популярности?
- Многие так говорят… Да я и сам чувствую, что моя фигура как-то притягивает людей. Я еще и сложен так, что запоминаюсь: идешь по улице, а тебя узнают, подходят, задают вопросы. Но я абсолютно лишен зазнайства и не считаю себя звездой. Я реально смотрю на вещи, честно тружусь и стараюсь, чтобы всё было безупречно.
Конечно, есть много разных приемов воздействия и на оркестр, и на публику – меня им обучали, но могу сказать, что внешность дирижера дает своё: если дирижер маленького роста, щупленький, то, как бы он ни старался, ему сложнее, чем, скажем, мне. Я это помню и, несомненно, этим пользуюсь. Так что популярность нормально выношу, и всё это даже очень работает на благо оркестра.
Жизнь как «Болеро»
- Как музыкант, Вы наверняка какие-то моменты реальной жизни сравниваете с тем или иным музыкальным произведением. С чем бы Вы сравнили то, что происходит сегодня в мире?
- Мне кажется, что в итоге всё идет к концу света — эта урбанизация, озоновые дыры, плохая экология, люди бесконечно придумывают бомбы… Все это не может долго продолжаться, земной шар просто не выдержит. И вот у Мориса Равеля, выдающегося композитора 20 века, есть такое знаменитое произведение – «Болеро». Танец начинает малый барабанщик, потом вводится флейта, музыка постепенно обрастает и обрастает новыми инструментами, и в конце звучит несколько кошмарных аккордов. Говорят, история написания «Болеро» такова: однажды в Париже Равель проснулся ночью и увидел зарево от металлургических заводов. Он страшно испугался и понял, что это зарево съест всё живое. И написал такое произведение… Подобная идея была использована Дмитрием Шостаковичем в 7-й симфонии, «Ленинградской». Там звучит немецкий марш, олицетворяющий нашествие фашистов. Некоторые музыковеды трактуют это как нашествие хамства, невежества, того, что нас окончательно убьет.
- Диссонанса между миром искусства и действительностью не испытываете?
— Когда приходишь на репетицию, где звучит тот же Шопен, тонкий, нежный, воспевающий любовь, высочайшую гамму чувств, ты попадаешь в настоящую гармонию — с природой, другими людьми… Заканчивается эта музыка, выходишь на улицу и сталкиваешься с каким-то провалом, хаосом. Как только окунаешься в эту музыку снова, возвращаешься в мир гармонии – и это счастье…
Великий дирижер 20-го века Натан Рахлин дирижировал 4-ю симфонию Чайковского, потом остановил музыкантов и сказал: «Вы знаете, друзья, мы с вами самые счастливые люди — мы ежечасно, ежедневно общаемся с гениями». Вот такая у нас замечательная профессия! Я с утра до ночи думаю о Бетховене, Шопене, Глинке, Шостаковиче, Прокофьеве, и можете представить, как я могу смотреть на всё остальное, на чиновничье хамство, на войны, на какую-то грязь… Правильно сказал поэт: музыку надо делать чистыми руками. Человек должен освобождаться от всего, что может затмить и замарать эти чистые звучания, теплые, нежные и искренние отношения.
- Такие отношения нынче в большом дефиците…
- Увы… Смотрите, мы уже не говорим об искренности, о любви, о настоящей дружбе, о высоких чувствах. Мы ни о чем этом не говорим ни дома, ни на улице, ни на телевидении, нигде — как будто этого нет. Куда мы идем?! Но это всё есть в нашей музыке, каждый музыкант это ощущает, поэтому я считаю, что музыканты богаче других.
Вы не представляете себе, какие могут быть между нами споры, какие душевные сомнения у каждого музыканта. Но когда зрители приходят, и компания из 65-ти человек вдруг выдает им жар и красоту, люди в зале это чувствуют. И люди, которые сидят на сцене, получают ответное тепло от публики. Они уходят с концерта уставшие, но счастливые, и не думают, какая у них зарплата – они об этом подумают утром, когда надо будет идти на рынок, но не в тот момент… Наш оркестр и существует потому, что мы можем жить хоть немного в другом измерении. Мы открываем занавес в совсем другой мир — вот преимущество нашей профессии. Поэтому я считаю себя действительно счастливым человеком…
Интервью вела ЖАННА МЯЗИНА
Источник:
газета "ПРОФСОЮЗНЫЕ ВЕСТИ",
https://profvesti.org/2013/10/05/11529/