ИММАНЕНТИЗМ vs ТРАНСЦЕНДЕНТИЗМ
(с точки зрения оппозиции удовольствие–реальность, блаженство–страдание, нирвана–сансара и – с астрофилософской подоплёкой)
«Ослу образованье дали.
Он стал умней? Едва ли.
Но раньше – как осёл –
Он просто чушь порол,
А нынче – ах, злодей! –
Он с важностью педанта
При каждой глупости своей
Ссылается… на Канта!»
(Саша Чёрный)
Не мешало бы попытаться выяснить причины (или причину), по которым люди со времен первых проблесков мысли (я датирую оные временем начала великих цивилизаций ок. 4-3 тыс. лет до н.э. – от Египта до Китая) либо допускают наличие трансцендентного и ищут контакта с ним, либо, наоборот, отрицают его как фантазию, считая единственной «реальностью» имманентное. Возьмем два основных термина: в философии существует оппозиция, противоположность между тем, что относится ко вселенной, доступной «эмпирическому» научному опыту, и тем, что предполагается, грубо говоря, вне или по ту сторону вселенной (под «вселенной» я подразумеваю ту астрофизическую вселенную, которая вырисовывается, например, в трудах недавно ушедшего от нас Стивена Хокинга) и эмпирическому опыту принципиально (во всяком случае, так считал Кант, видимо, не имевший «мистического опыта») недоступно. То, что доступно «земному» опыту (включая гипотетические феномены, предполагаемые на основе сложнейших математических вычислений, с одной стороны – такие как Большой Взрыв и черные дыры, например, а с другой – мельчайшие частицы микромiра, etc.), описывается словом «имманентное», от лат. «имманэо» – «пребывать (внутри); быть присущим, неотъемлемым». Подразумевается, что никакого «снаружи» нет и не может быть – ни «того света», ни богов, ни единого Бога, – есть только вот эта вселенная с ее разбегающимися галактиками и математически исчисляемым абсурдом (а чем еще может быть бесконечная вселенная, в которой нам предстоит перейти в никуда из ниоткуда?). С самого начала, допустим – еще в пещерном веке, где приходилось бороться за выживание с природой и с ближними, нашим предкам по виду такая картина мiра, видимо, не нравилась. Человек так устроен, что в здравом уме он желает себе блага, а под благом понимает удовольствие, наслаждение, блаженство или счастье (я привожу эти слова как синонимы: например, в кальвинистском Евангелии слово «блаженны» – греч. makarioi – переводится французским словом «счастливы», heureux). Человек «пребывал внутри», был в «имманентном», и это имманентное кишело опасностями, было полно чудовищных зверей, змей, насекомых, ядовитых растений, грозило природными катаклизмами, от него нужно было как-то защищаться… Для нас огонь – это что-то обычное, а наши предки с трудом его добывали и охраняли. Постепенно сознание стало превращаться в мысль. И, может, первой мыслью самых лучших среди наших пещерных предков была такая мысль: а что если вдруг всё это имманентное – не более чем наваждение, сон? Что если вдруг за всей этой смертельно опасной пестротой кажущегося бытия сокрыт иной мiр, в котором нет зла, вражды, соперничества, злобы, насилия, а есть радость, доброта, милосердие, гостеприимство, дружба, бескорыстная любовь? Но как туда попасть? И они стали искать способы приобретения такого опыта. Теперь такой вид опыта, в противоположность, эмпирическому, называется «трансценденцией», от лат. «трансцендэо» – «переступать, превосходить, выступать за пределы». Иммануил Кант считал, что «трансцендентное»* в принципе недоступно никакому опыту и состоит из «вещей-в-себе», познать которые нам не дано, в отличие от «вещей-для-нас», или «феноменов» (от греч. «файноменос» – «являющийся; видимый»). Но наши предки не были еще агностиками; в этом смысле гностицизм – тяга к познанию трансцендентного и вера в возможность такого познания – древнее агностицизма. Правда, беда в том, что добрый иной мiр искали единицы; большинство судило об иных мiрах (т.е. о совокупности «трансцендентного») в соответствии с параметрами этого мiра – а он был полон вражды, агрессивности, насилия, конкуренции… И большинство попросту проецировало на иной мiр эти параметры – параметры «естественного отбора» и беспощадной борьбы за выживание и за земные преимущества. Поэтому и иной мiр оказался населенным богами и существами, пожалуй, еще худшими, чем создавшие их в своем воображении люди. Те единицы, которые в трансцендентном искали добра и бескорыстной любви, всегда были еретиками; они всегда шли «против Системы» и идут против нее до сих пор, оставаясь в презираемом большинством меньшинстве.
Зигмунд Фрейд в своей работе «По ту сторону принципа удовольствия» предположил, что существуют два противоположных принципа: принцип удовольствия (выше мы его уже обозначили как синоним наслаждения, блаженства и счастья) и принцип «реальности». Этот второй принцип противостоит первому так, что реальность (по Фрейду, разумеется, земная реальность) не дает нам возможности достигнуть счастья. Всякое удовольствие заранее отравлено подсознательной мыслью о том, что оно конечно; если наибольшее удовольствие – это «эрос», сексуальное наслаждение, то рано или поздно проявится неумолимая реальность «танатоса», реальность насилия, страдания и, наконец, смерти. Будучи имманентистом, Фрейд ничего не ожидал от «посмертия»; однако это ничуть не умаляет важности его открытий. К тому же результату, что и Фрейд, чуть раньше (на 26-27 веков) пришел и Гаутама Будда, индийский принц, увидевший однажды «реальность» как таковую, что привело его в ужас; он увидел танатос, неумолимую и равнодушную смерть. Всякий эрос (впоследствии названный словом «тришна» («жажда жизни») утратил для принца какой-либо смысл. Он ушел из дворца, простившись со слепым благополучием, и пустился на поиски истины. Под истиной он (как любой нормальный индивид) понимал абсолютное счастье, или блаженство, состоящее из удовольствий и наслаждений. Поэтому до сих пор мы пользуемся в обиходной речи его термином «нирвана», подразумевая именно абсолютное наслаждение, удовольствие, счастье и блаженство. Конечно, нам уже невдомек, какой тяжкий путь проделал этот принц, пока нирвана не озарила его под деревом Бодхи. Но, как бы там ни было, благодаря ему, мы имеем представление о противоположности «сансары» (бессмысленного круговорота рождений и смертей) и «нирваны» (абсолютного счастья, которому не угрожает танатос). И если первому термину соответствует фрейдовский принцип «реальности», то второму соответствует фрейдовский принцип «удовольствия» (хотя едва ли с этой мыслью согласился бы сам Фрейд – да и Будда, пожалуй, тоже).
По мере развития эмпирической науки, или естествознания, образы трансцендентного медленно, но верно блёкли, все меньше интересуя все большее число людей, уступая имманентному, «мiру сему» (новозаветному «хо космос тутос», о котором автор 1 Ин написал или продиктовал: «Не любите мiра, ни того, что в мiре…; эти слова теперь пытаются истолковывать в том смысле, что их автор имел в виду под словом «космос», т.е. «мiр», некое развратное общество, в котором он жил, общественные отношения, основанные на эросе и танатосе, т.е. сексе и насилии, а не на любви-агапэ, по которой римляне-имперцы с удивлением характеризовали «секту» первохристиан; тем не менее, под «космосом» можно подразумевать только «космос» – понимать ли его в духе философов-досократиков (Фалеса, Анаксимена, Анаксимандра и т.д.) или же в духе Коперников с Кеплерами, или же в духе новейших ученых, таких как покойный Хокинг). Возможно, утрата интереса к трансцендентному была прямо пропорциональной развитию естествознания; в наш XXI век НТР достигла сказочного уровня – так что религиозно-оккультные интересы постепенно исчезают и, вполне может статься, исчезнут вообще, уступив место всевозможным «звездным войнам» внутри бесконечного космоса или, в лучшем, но маловероятном случае, попыткам построить на Земле всеобщее счастье, базирующееся на соблюдении прав человека.
Не в этой ли отмеченной только что «пропорциональности» и состоит искомая нами причина? Но пропорциональность лишь характеризует ход истории, отмечая основной ее вектор: от премодерна, «предсовременности» (преобладание тяги к трансцендентному) – через модерн, «современность» – от Нового Времени до гулагов-освенцимов, тайного господства спецслужб, агрессии исламизма, борьбы сверхдержав, идей чучхе и т.д., т.е. до полной девальвации прав человека (переход к имманентному и резкое отрицание трансцендентного) – к постмодерну, «послесовременности» (полное отсутствие трансцендентного – жить так, словно трансцендентного не существует, si deus non daretur) и триумф имманентизма, торжество фанатов «мiра сего»).
С внешней стороны искомая причина состоит именно в этом – в развитии науки. Наука исследует природу, вселенную и то, что в ней есть наблюдаемого и вычисляемого. По поводу же внеприродного, «метафизического», внекосмического нормальная наука сказать ничего не может. В этом смысле запрет Канта абсолютно правилен: науке следует ограничивать себя физическим мiром, вещами-для-нас и не соваться в «потустороннее» (т.к. о нем наука бессильна даже думать; а отсюда легко предположить, что никакого потустороннего вообще нет и не может быть – это и стало аксиомой для современных – вернее, послесовременных – атеистов и имманентистов, основывающихся на достижениях эмпирической и математической науки).
Однако если оставить за наукой феноменальный мiр, т.е. мiр «вещей-для-нас», и запретить науке соваться в ноумены, в «вещи-в-себе», если оставить этот имманентный и непонятно откуда взявшийся космос и навсегда забыть где-то в глупом детстве уэллсовскую «дверь в стене», гриновские «алые паруса», тоску Маленького Принца по своему «астероиду» (который на самом деле – всего лишь символ нирванического небесного дома, из которого Принц ушел и был притянут гравитацией сансары), если, наконец, официально заявить, что Христос «напрасно умер» (ср. Послание к Галатам 2:21), если убрать из ума мечту, просто нажав кнопку «del», то мы остаемся в мiре, лишенном смысла: вот я, существо, возникшее в момент моего зачатия, и вот кажущийся бесконечным мiр явлений, в котором я однажды (или пусть многократно, что совершенно не важно, если я каждый раз всё забываю) перестану существовать – а, значит, перестанет существовать всё вообще (и в этом смысле не остается иных мiровоззрений, кроме солипсизма).
Мое мнение таково, что это недоверие к трансценденции в религиозном или оккультном смысле слова – главная черта постмодерна, считающего, что ни о каком ноуменальном мiре говорить после Гулага и Освенцима и после научных открытий модерна просто неприлично. Можно попрощаться с волшебной мечтой детства и мечтать только о приятных и полезных «вещах-для-нас», стараясь прожить подольше, получше и поинтереснее. Но остается… ужас при мысли, что в конце концов придется умереть, заснуть «холодным сном могилы» и не видеть снов, перестать быть вместе с этим мiром, который, в таком случае, есть не более чем «комплекс моих восприятий». Мое мнение таково, что в этом нет никакого смысла.
И тут я предлагаю взглянуть на феномен т.н. «шестого чувства», который принципиально недоступен «научно-эмпирическому» изучению и поэтому наукой отрицается наотрез (что, в общем-то, логично); почему не поговорить о шестом чувстве, не всё ли теперь равно – о чём говорить! Я полагаю, что именно это чувство отвечает за всякое стремление и движение к трансценденции, хотя не имеет физического органа, просто не может его иметь, не будучи феноменом, «вещью-для-нас». В каком-то смысле Кант его и «определил», запретив даже и думать о нем и при этом апеллируя к нравственному императиву и восхищаясь звездным небом над головой. В самую сердцевину макрокосма он поместил нечто, что не может быть ни познано эмпирически, ни вычислено, ни доказано: чувство некоего нравственного императива и как-то связанное с ним чувство восхищения этой огромной вселенной, а это уже придает всему колоссальный и совершенно ни на чем, казалось бы, не основанный смысл! Можно заниматься или не заниматься наукой, но в обоих случаях главное – в абсолютно другом: в том, чтобы видеть красоту и не причинять зла. Так мы получаем все те же «метафизические» понятия: красоту и благо, и нам недостает только истины, поскольку Кант запретил называть истиной что бы то ни было, кроме научной – феноменальной – истины. Рискну предположить, что уже Кантом руководило некое «отвращение к трансценденции» (пользуясь мыслью Кена Уилбера о человеке постмодерна). Чистый разум остался наедине с предстоящей смертью в мiре, метафизическую причину существования которого не только невозможно, но даже и запрещено пытаться объяснить! Остались ни на чем не основанные этика и эстетика. Так закончилась подготовка к постмодерну как к эпохе без истины.
Но если мы предположим, что шестое чувство всё-таки существует (нас ведь никто не обязывает следовать всюду за Кантом), то вот что хотелось бы выяснить: какова история его существования в указанные нами три эпохи? Хотя бы в общем. Тут три варианта: 1) эта история есть прогресс – шестое чувство развивалось и продолжает развиваться и углубляться; 2) эта история есть регресс – шестое чувство некогда (скажем, на заре премодерна, в некий «золотой век») было развито очень сильно (так что люди слышали голоса духов, имели потусторонние видения и т.д.), затем стало ослабевать, начался модерн, наука стала теснить мистику, наконец, явился Кант со своим запретом и с императивом, не основанным ни на чем, затем был век Гулага и Освенцима; шестое чувство было загнано в резервацию, отделено от государства и к моменту начала постмодерна все больше и больше ослабевает, к тому же подвергаясь нападкам со стороны набирающего силу имманентизма (и продолжая «цвести» лишь в неких уже экзотических эгрегорах – примеры тому «ариохристианство» в России, идеи чучхе в Сев. Корее и т.п.). Вариант 3) шестое чувство никогда не менялось ни к лучшему, ни к худшему.
Для того, чтобы разобраться во всем этом, нужен какой-нибудь ментальный инструмент, и я не вижу лучшего, чем астрология как символическая система, охватывающая все феномены и в то же время позволяющая толковать о ноуменах, невзирая на Канта. Мы имеем астральный круг, «твердь», разделяющую «небо» (ноуменальный мiр) и «землю» (феноменальный мiр) и связывающую их неким диапазоном возможных значений. (Тот факт, что астрономы, ссылаясь на прецессию земной оси, начисто отрицают астрологию как устаревший вздор, я выношу за скобки; на эту тему в астрологических учебниках всё уже сказано. А в постмодерне позволительно нести какую угодно чепуху – как бы косо ни смотрел на это Кант из своего нынешнего местопребывания).
Вследствие явления прецессии, каждый зодиакальный знак на круге соответствует эпохе, длящейся около 2000-2160 лет. Точка весеннего равноденствия переходит из знака в знак против часовой стрелки. Таким образом, почти уже 6000 лет нашей истории условно делятся на три знака и три эпохи (цифры округлены): Телец (до 2000-2160 г. до н.э.), Овен (2000-2160 лет до н.э.), Рыбы (2000-2160 н.э.), где-то так. Цивилизация началась в премодерне, в эпоху Тельца (в этом смысле символическая иудейская датировка «от Адама» близка к фактам: цивилизация (в частности, первые города, см. историю Каина и его детей) началась приблизительно 6000 лет назад; иудаизм полагает, что мы живем в 5778 г. «от Адама», т.е. от того момента, когда завершается предыстория нашего вида и начинается его цивилизационная история, от лат. слова «civis» [«цивис»] – «гражданин; горожанин; человек, живущий в городе, в огражденном стенами социуме»; разумеется, рассказ о детях Адама и последующем человечестве не следует понимать буквально, а только символически, отбрасывая ненужное). Премодерн продолжался: для людей существовало два противоположных измерения: «земля» как совокупность воспринимаемого пятью чувствами (то, что теперь называется астрофизической вселенной) и «небо» (именно то, что Кант от нас «официально закрыл» как мiр «вещей-в-себе», оставив нас наедине с восхищавшим его самого звездным небом вселенной). Каждая группа людей, каждая цивилизация понимала «небо» как измерение по-своему, в своих особых символических системах, но в целом в каждую из трех эпох все человечество тяготело к одному и тому же принципу, характеризующему соответствующий знак Зодиака: 1) в эпоху Тельца (символ материальности, почвы, матриархата: Тельцом – знак инь – управляет Венера, Афродита Вульгата, Богиня-Мать, это и Луна, кульминирующая в Тельце, и заточение Марса и Плутона, сообщающее Тельцу не воинственный характер, и обитель Хирона, позволяющего переключаться между «землей» и разными уровнями «неба» – шестому чувству здесь было раздолье, не было жестких патриархальных деспотий (Плутон и Марс), расцветала сексуальная любовь, не ограничиваемая и не «подавляемая», создавались удобства, всем правили богини и женщины, и мужчина пока что не ощущал себя «притесненным» ими; 2) эпоха Овна (круторогий военный баран, знак ян, кшатрийский символ экспансии – его управитель Марс изображается как кружок (целостность) со стрелкой вверх-вбок: выход за пределы целостности, центробежная тяга к экспансии и насилию, в противоположность Венере – кружок на крестике: цветок; «небо» над «землей», солнечное божество над стихиями и т.д.): в эту эпоху появляются империи, ведутся захватнические войны, мягкая матриархальная культура сдается перед марсианским напором мужчин, рвущихся к власти над массами, символизируемыми Плутоном, соуправителем Марса (открытым в XX в. и тем самым ознаменовавшим появление фашистских и советских диктатур, а затем и двух «сверхдержав»), появляются проблески мысли, попытки осмысления и упорядочивания существующих культов, что ведет к ослаблению непосредственного шестого чувства и к его «узурпации» жрецами. Овен – это не только военный баран, но и жертвенный агнец, ягненок, поэтому эпоха Овна завершается Распятием Христа. 3) Коль скоро Рыбы – символ новой эпохи, то отнюдь не случайно одним из главных символов Христа становится рыба и обозначающее ее греческое слово «ихтюс», сокращенно – «Иесус Христос Тэу хЮйос Сотэр», «Иисус Христос, Сын Бога, Спаситель». Управитель Рыб – Юпитер (его соуправитель Нептун был открыт лишь в сер. XIX в.) – означает расширение, размах, его значок – Луна над стихиями, о чем немного ниже; Нептун сообщает Рыбам характер глобального обмана (низший принцип Нептуна) при апелляции к высшему нептунианскому принципу Божественной Любви, из-за этой двойственности – все перипетии эпохи Рыб, которая сейчас мучительно агонизирует и никак не хочет уступать холодному и непонятному, прометеански-свободному Водолею. К тому же Рыб – две: вопрос будущего «суда» Водолея над Рыбами будет состоять в том, не эта ли их нептунианская двойственность привела к тому смешению добра и зла, которое мы наблюдали в иудеохристианской и мусульманской религиях и в противоставших им в Новое Время атеистической, с одной стороны, и эзотерической (оккультистской) – с другой – идеологиях? Нептун придает всей эпохе Рыб характер смешения, обмана и подлога (см. об этом: Авессалом Подводный «Символические системы в эпохи Рыб и Водолея»), но поскольку открыт Нептун лишь в сер. XIX в., то этот характер низшей октавы Нептуна раньше не был вполне проявлен, а религия – прежде всего, христианская как наиболее «рыбья» – потерпела провал сразу после открытия Урана, подготовившего Французскую революцию 1789 г. Нептун же, будучи открыт, активизировался снова двойственно: один обман (религиозно-клерикальный) сменился на другой (оккультный, антиклерикально-протестантский и т.д.). Это всего лишь некоторые значения соответствий между знаками Зодиака и эпохами.
Тремя знаками – Овном, Рыбами и Водолеем – и, значит, тремя эпохами управляют (помимо «старых» управителей – Марса, Юпитера и Сатурна, относящихся к септенеру, т.е к семи планетам, известным до открытия Урана) три т.н. «суперпланеты»: соответственно, Плутон (Овен), Нептун (Рыбы), Уран (Водолей). Значки, их изображающие, могут рассказать нам о характере отношений между трансцендентным и имманентным в каждую из эпох. Эпоха Тельца с ее женственно-матриархальной негой, любовью к жизни (= сексуальность, эрос, принцип удовольствия), лунно-венерианским уютом и т.д. (хотя временами во лбу Тельца, по выражению, кажется, Авессалома Подводного, загоралась звезда Альдебаран, и свершались локальные битвы или расчистки новых территорий) сменилась Овном: мужской принцип ян, патриархальное начало, патернализм и т.д. возобладали над инь, над Венерой «Простонародной». Марсианская тенденция проявилась в агрессивной кшатрийской экспансии – например, с севера приперлись «индоарии», «сыны Иафета», в Междуречье – от Персидского залива до Ханаана – воевали друг с другом племена семитов, воевали под Овном все: от Малой Азии до Нубии, от Китая до Пиреней. Появились крупные тоталитарные режимы – империи. Плутонианская составляющая проявилась, с одной стороны, в фатальном размахе насилия монархов с их солдатнёй над населением (Марс, насилие, солдатня vs Венера, простое население, повседневная жизнь с ее радостями, как при Луне в эпоху Тельца; Плутон vs Нептун – всеобщий ад вместо и против всеобщей любви); с другой стороны, она проявилась в основополагающем для эпохи Овна подходе к трансцендентному: значок Плутона может быть изображен так – кружок над крестиком, разделенные дугой с концами кверху; Солнце (= «небо») над космосом-стихиями (= «земля»), между ними – твердь, закрывающая «земле» вид на «небо»; это означает, что трансцендентное (кружок) отделено от имманентного (крестик) пропастью (дужка). Трансцендентное сообщает о себе посредством т.н. «св. писаний» (Авеста, Веды, шумерские и семитские теологические тексты Междуречья и Средиземноморья – от Угарита до послепленной редакции Танаха), передается через т.н. «патриархов», «пророков», приобретает антифеминистский, патерналистско-мужской характер, абсолютно монархично и деспотично, непостижимо, в общем – максимально далеко от «простого человека» и внешне сосредоточено в сакрализованной власти абсолютного императора («имеет все черты восточного деспота», как писал Энгельс). Таковы и древнейший Илу, или Эль, таковы и Ваалы, таково и племенное божество евреев с неогласованным именем из четырех согласных, но таковы и индоевропейские (или «арийские») верховные божества – от Ахура-Мазды до Зевса-Юпитера. Вся загвоздка значка Плутона и управляемой им эпохи Овна состоит в этой несчастной дуге краями кверху: в представлении, будто трансцендентное (равно как и царь, монарх, абсолютный деспот типа какого-нибудь Хаммурапи) – это то, во что запрещено (дуга!) соваться даже приближенным. Даже «ангелы» трепетали перед «Всевышним». Можно было бы назвать эту эпоху эпохой страха перед трансцендентным мужского рода и Его сакральным представителем (будь то монарх или жрец).
Дальше последовала эпоха Рыб, начавшаяся с Распятия Христа и управляемая Юпитером и Нептуном. Следует учитывать, что каждый астрологический знак, планета, дом и аспект должны трактоваться по «октавам»: например, низшая октава принципа Нептуна может быть описана в терминах обмана, лжи, отравления, подлога, зависти, ревности – всех тех черт, которые Ницше, характеризуя христианство, свел в понятии ressentiment («рессантимент», «обратное чувство»). Высшая октава Нептуна – это Божественная Любовь, отдающая себя в жертву. Сам значок Нептуна – трезубец, три зубца на крестике, так что средний зубец, символизируя вторую ипостась, идет вниз, на крест, а двое других – по краям. Не нужно глубоко вдаваться в историю христианства (и затем ислама как реакции на догмат Троицы), чтобы увидеть массу проявлений Нептуна по низшей октаве. Юпитер изображается как Луна на крестике: органическая жизнь над неорганической материей, жизнь над смертью; высшая октава Юпитера – это добрый Бог-Отец, низшая – эгоистическое, за счет других расширение своей жизни, экспансия. В сочетании всего этого мы видим всю историю христианства – от проповеди Бога-Любви до костров инквизиции…
Для рыбьего подхода к трансцендентному характерна идея преодоления пропасти между «небом» и «землей»; христианство изобразило это как Боговочеловечение и взятие Богом на себя всего того, что препятствовало человечеству вернуться на «небо», если можно так выразиться – «взлом кармы». Но человеческий ответ на самораскрытие трансцендентного во Христе оказался не адекватным. Появившийся в VII в. как реакция на христианство ислам к эпохе Рыб не имеет отношения в том смысле, что представляет собой видоизмененную религию эпохи Овна: Бог ислама – это всё тот же своевольный и беспощадный восточный деспот, так что сам по себе классический ислам – это в известном смысле нелепый анахронизм.
Осталось сказать несколько слов о символах Водолея и его управителя Урана, после чего сделать выводы. До открытия в конце XVIII в. планеты Уран считалось, что Водолеем (как и Козерогом) управляет Сатурн, символ смерти с косой – заодно, чуть позже, гильотины (крестик над Луной, неорганическая материя над органической, смерть над жизнью, противоположность Юпитера). Вскоре после открытия планеты Уран астрономом-любителем Гершелем произошла кровавая Французская революция; с этого момента Сатурн Водолея и Сатурн Козерога – не один и тот же принцип: Козерог пытается реставрировать то, что разрушено Ураном; старое и новое в течение трех веков постоянно конфликтуют, и одним из последних «триумфов» Сатурна становится… этноцид евреев, осуществленный псевдо- (в моральном смысле) -арийцами! Уран (как принцип разрушения) – это еще и ядерное оружие, за овладение которым борются мiровые разведки и спецслужбы. В конечном счете, Рыбы принимают как управителя Нептуна, а Водолей – Урана. Сатурн изгоняется в консервативный и коварный Козерог, Юпитер отдается Стрельцу, уже не актуальному знаку степных пространств: «дела давно минувших дней», миграции кочевых этносов и т.п. уступают место, с одной стороны, массовым туризмам-автостопам, с другой – этнографическим и историческим исследованиям.
Разрушая старое, консервативное (Сатурн), принцип Урана расчищает новые пути. Не так давно он перешел из Овна (где как раз создавал новый импульс, предшествующий разрушению безнадежно устаревших структур) в Телец, где реализует энергию, накопленную в Овне, с целью физического (Телец) уничтожения указанных структур – во всем диапазоне значений: от физического до метафизического. Это означает, что прежние способы мышления, прежние «веры», прежние типы функционирования шестого чувства утрачивают свой смысл. Если наука (во главе с математикой) все еще управляется принципом Сатурна, то новая наука, наука, воссоединенная с метафизикой, с трансцендентностью, управляется уже принципом Урана, – именно он опутал человечество сетями Интернета как антитоталитарного принципа. Возможны разные сценарии – от распространения гуманистической идеи Евросоюза на всё человечество до почти мгновенного уничтожения оного.
Значок Урана представляет собой перевернутый значок Венеры: крестик над кружком + две дужки-луны: слева и справа на горизонтальной перекладине крестика; эти две «луны» – не что иное, как Рыбы, размыкаемые перевернутым цветком Венеры. Это намек на возможное преображение мiра-человечества любовью-агапэ и на разоблачение всех обманов эпохи Рыб. Кроме того, значок напоминает крылатую фигуру на шаре: ангел нового эона готов взлететь… Гравитация «земли», тришна и всё то, что делало нас смертными, готово исчезнуть под пение тропаря Воскресения: «Танато танатон патэсас…» («Смертию смерть поправ…»).
Имманентизм сам по себе представляется мне девиацией ума; но в моральном отношении он не особенно опасен – куда опаснее, например, консервативно-религиозный склад ума (хотя это и вид трансцендентизма)… Мне представляется, что астрофилософия могла бы объяснить то в нашей теме, чего не способны объяснить ни естественные, ни гуманитарные науки сами по себе.
Подмосковье, 10.06.2018.