Ворота старой фруктовой плантации закрыты податливой цепью
подобной губам, которые и любили и рыдали много раз.
Но плодовые деревья никогда не станут деревьями плача.
Здесь, между старыми просеками, их рабочее место.
И для умирающих в работе мотыги и мешков с песком
тоже большое счастье жить в следующем мире.
Высокие кипарисы, препятствующие ветру,
словно освобожденнные рабы,
которые все еще любят своего господина
и остаются для красоты.
На игровой площадке мальчишка на качелях
раскачивается как маятник, отмеряющий время.
И возле старой халупы, перекрашенной снова,
девчачья одежда сохнет на ветру
как сигнальные флаги на корабле :
"Мы на подходе. Мы возле причала
Памяти. Мы забвение. Мы любовь."
Но среди всех голосов я слышу
другой глубокий напев:
"Так где мы начали ошибаться,
когда стали любить?"
Эти слова из гимна
умерших.
С иврита.
Из книги Кулак тоже однажды был ладонью и пальцами.