Лопухи, подорожник... заросло всё травою,
Что-то шепчет мне ива с серебристой листвою,
Дым туманом ложится, эхом катится песня,
Бьётся речка о камни, ах, лЕта расчудесны...
У костра на поляне, что зимой не бывало,
Не смолкают гитары... комариное жало
Ищет ток кровеносный и вонзается метко,
До сих пор на погоду ноют шрамы-отметки...
Что-то я отвлекаюсь от счастливого лета,
Где смеются, не плачут, миром знатна беседа,
Где поют, не тоскуют и хмелеют от пива,
Вот и всё, аллилуйя... ничего... пусть и криво...
А зеркальная речка всё такая ж, как раньше,
И закаты с орлами пьют кровавую кашу...
Что сверкает в воде ли? Равнодушия вечность,
А в прозрачные мели отражается млечность.
Но закатные пятна проступают всё ярче,
И багровою рябью всё рябит небо гатчин...
У берёзы-рассохи ствол на юг и на север,
У земли же снега и питательный клевер...
А тяжёлые волны вновь ложатся устало
На прибрежные камни... помяну тебя, мама...
Скорбь же вечна, как небо, никогда не проходит...
Пены тихая седость... берега... годы... годы...
23.06.2018.
Pictoribus atque poetis — «[дозволено] художникам и поэтам» (начало строк Горация, «Искусство поэзии», то есть они вольны изображать все, что хотят и как им вздумается)