Семь одинаковых мужей,
Семь молодых богатырей
Полет коней прервали вмиг
На гребне голубой горы,
Скрывающей и солнца лик
И лунно-звездные миры.
Вся до подножия гора
Блестит — в камнях из серебра,
А за горою той видна
Великолепная страна,
Которой правит Ай-каан —
Красивей не бывает стран:
Здесь пестрый, точно галька, скот —
Бесчислен, как песок речной.
Здесь весел, светлолик народ,
Убогой юрты — ни одной.
Не иссякает никогда
В реке целебная вода.
Вечнозеленая земля,
И все деревья — тополя.
Одна гора из серебра,
Владеет ею Ай-каан.
За ней из золота гора,
Там Ай-каана мирный стан.
И на земле прекрасной той,
Весельем оглашая мир,
Шумит тридцатилетний пир,
Семидесятилетний той.
Поют красиво старики,
Народ играет молодой,
Конины жирные куски
Лежат огромною горой,
И море пенной араки
Кипит в посуде золотой.
Красиво пляшут все вокруг,
Веселья полон летний луг.
Где малым детушкам играть,
Лежат красивые шелка.
Где милым девушкам ступать —
Кошма узорна и тонка.
И на пути алыпов в ряд
Сиденья золотом горят.
И на пути кезеров в ряд
Столы богатые стоят.
Славнейшие из всех коней
Готовы силы испытать.
Сильнейшие из всех мужей
Себя готовы показать.
И шестьдесят алыпов тут
Начала состязанья ждут,
И семьдесят батыров тут,
Не победивши, не уйдут.
На светло-рыжем скакуне
В подземной ездящей стране,
Кувакайчи-обжора здесь.
Коварство, ненависть и месть
Тая змеею на груди,
С ним прибыла Кара-Таади.
Она пронюхала опять,
Что стало семь богатырей,
Однако не смогла узнать,
Из них который — Когюдей.
Собравши черных слуг своих,
Колдунья наставляет их:
«Маадай-Кара негодный сын,
В путь отправляясь, был один.
Теперь я вижу семерых,
Остаться не должно в живых
Из Когюдеев никого,
Убейте всех до одного!»
Алмысы в каменный аил,
Где Ай-каан великий жил,
Тайком проникли, скрыты тьмой,
Под белой вышитой кошмой
Там яму выкопали вмиг
И навтыкали черных пик.
Колдунья ниточку взяла,
Что тоньше волоса была,
И под покровом черной тьмы
Край белой вышитой кошмы
Связала с бронзовым котлом,
Подвешенным над очагом.
Она с алмысами потом
Железный выстроила дом,
На нем повесив сто замков
И сто запоров и крючков.
Внутри наладила она
Одну постель из чугуна,
Грядой поставила на ней
Подушки из больших камней.
В табак зелено-золотой,
В тажуур с отменной аракой
Отраву вылила свою,
Чтобы не гибнущих в бою
Могучих воинов убить,
Всех Когюдеев отравить.
Но семь богатырей лихих,
Семь Когюдеев молодых,
Легко разведали они
Про все, что тайно в эти дни
Готовила Эрлика дочь,
Чтоб брату младшему помочь.
Богатыри, как свет быстры,
По склону голубой горы
Спустились так, что не смогла,
Летя, догнать бы их стрела.
Дыхание семи коней
Тумана белого плотней —
Заполнило и дол и лес.
Обличия богатырей —
Пожара ярого красней,
Затмили глубину небес.
Семь одинаковых коней
Неутомимы и верны,
Семь одинаковых мужей
Неустрашимы и сильны.
Внезапно, как лавина с гор,
Богатыри во весь опор
Влетели в шумный мирный стан,
Где восседает Ай-каан.
Блестели копий острия —
Острее елей вековых,
Сверкали сабель острия —
Вершин светлее снеговых.
Любым из тех богатырей
Уж если пущена стрела,
То не отскочит от камней,
А речь такою их была:
«Уж если сказаны слова,
От бия не вернутся ввек,
И перескажет их молва,
Запомнит каждый человек».
Когда клыкастых семь коней,
Танцуя, ближе подошли,
То семерых богатырей
Кааны рассмотреть смогли.
Все шестьдесят удивлены,
Все семьдесят поражены:
«Таких похожих, как у них,
Нигде не видели коней.
И одинаковых таких
Не видели богатырей.
Откуда, из какой земли
Сюда пути их пролегли?»
Из молодых богатырей
Который — старший Когюдей,
Узнать шулмусы не смогли.
Шулмусов оторопь взяла.
Кара-Таади — отродье зла —
Тотчас обличье приняла
Старухи дряхлой Дьебелек (48),
Чьи волосы, как грязный снег,
Чьи серьги — медные котлы,
Чьи зубы — острие иглы,
К чьему лицу огромный нос,
Подобно чайнику, прирос.
Сказала слугам Дьебелек:
«Их кони остановят бег —
Идите встретить, привязать,
Бегите, чтоб с почетом взять
И в юрту под руки вести
Богатырей, но лишь шести
Оставьте жизнь, алып седьмой
Теперь навеки будет мой!»
И коноводов шестьдесят
Навстречу выбежало вдруг.
И семьдесят проворных в ряд
К алыпам побежало слуг.
Спросили: «Первым у кого
По старшинству принять коня?»
В ответ им все до одного
Кричат алыпы: «У меня!»
Своих коней, поднявши крик,
Алыпы выпустили вмиг,
Те стали беркутами враз,
Взлетели и пропали с глаз,
Их серых крыльев след исчез,
Растаял в глубине небес.
Шулмусы-слуги говорят:
«Как всем обычаи велят,
Кто старший тут, пусть первым тот
По праву в юрту и войдет».
«Я самый старший,— говорят,—
Я старший!» —семеро кричат.
Прошли в проем златых дверей
Все разом — семь богатырей.
«Кто самый старший — сесть топу
В передний угол на кошму.
Почетным гостем будет он!» —
Доносится со всех сторон.
«Я старший здесь!» «Я старший » «Нет,
Я старший!» —слышится в ответ
Спор одинаковых мужей,
Крик молодых богатырей.
И, не решивши сесть кому
В передний угол на кошму,
Уселись с края, у стены.
Хозяева удивлены.
Несут им трубку, говоря:
«Для старшего богатыря».
Заспорив, семеро опять
Пустились трубку вырывать,
Сломалась трубка на куски...
Отменной крепкой араки
Сияющий златой звездой
Семь молодух несут чёёчёй.
Принявши золотой чёёчёй,—
В двух поколениях — хмельной,
И в поколении одном —
Не вспоминает ни о чем.
Поют, склоняясь как трава,
Протяжно-звонкие слова.
«Кто самый старший»,—говорят,—
Тот примет золотой чёёчёй».
«Я старший!» — семеро кричат.
Чёёчёй схватили золотой
И дергали его, пока
Вся расплескалась арака.
Богатый золотой чёёчёй
Разломан был на семь частей.
Хозяин Ай-каан седой
Тогда спросил богатырей:
«Проделавшие долгий путь
В постелях могут отдохнуть.
Уставшие скакать верхом —
Для вас готов прекрасный дом.
Согласны отдохнуть-поспать?»
И хором крикнули опять:
«Согласны!» —семеро мужей,
Семь молодых богатырей.
Шулмусы-слуги тут как тут,
В железный дом они ведут
Всех Когюдеев молодых
И запирают крепко их
На девяносто пять крючков,
На восемьдесят шесть замков.
И угля семьдесят пудов
Под дом железный принесли,
Огонь высокий развели,
Раздули в семьдесят мехов.
Железный дом со дна, с боков
Вмиг накалился докрасна,
Стал белоогненным, и вот
Постели в нем из чугуна
Расплавились, как будто лед.
Однако же из семерых
Алыпов славных, молодых
Один был Когюдей-Вода,
Он ворот расстегнул тогда,
Из чрева выпустил поток
Озер, им выпитых до дна,
На стены, пол и потолок,
И вся тюрьма — охлаждена.
А раздуватели огня,
Носами медными звеня,
Бегут к старухе Дьебелек,
Смеются: «Сгинули навек
Семь молодых богатырей,
А среди них и Когюдей!»
Но это что? Слышны из тьмы
Сквозь стены черные тюрьмы —
Громовый хохот, крики, гам!
Не оказался ль с ними там
Хозяин — Дух Алтая сам?
Назад направили свой бег
Шулмусы-слуги Дьебелек
И видят, как сквозь пар и дым
Идут — и каждый невредим —
Семь одинаковых мужей,
Семь молодых богатырей.
А семислойная тюрьма,
Огнем наполненная тьма —
Разрушилась на семь частей.
Богатыри, шагая в ряд,
Шулмусам черным говорят;
«Ээй, ээй, не как-нибудь,
Вы ловко сделали дворец.
Промерзшие за долгий путь,
Мы отогрелись наконец.
Уставшие в дороге, мы
В утробе огненной тюрьмы
Среди камней и чугуна
Вкусили сладостного сна».
Узнав, что снова удалось
Алыпам смерти избежать,
Кара-Таади — живая злость,
Готовит козни им опять.
Чтоб Когюдеев задержать,
Послала, яростью горя,
Тенек-Бёкё-богатыря.
Чугунная, во сто пудов,
В мешке дубина у него,
Из бронзы, в семьдесят пудов,
В огниве молот у него.
Встав на пути, Тенек-Бёкё
Сказал алыпам семерым:
«Пусть выйдет кто-нибудь из вас,
Хочу я побороться с ним!»
«Теперь пришла моя пора,
Вот наступил и мой черед!» —
Воскликнул Когюдей-Гора
И смело выскочил вперед.
Сошлись они, как свет и тень,
Столкнулись, точно ночь и день,
Как горы, встали на дыбы
В порыве яростной борьбы.
Тут легкий Когюдей-Огонь,
Преобразившись в уголек,
К Тенек-Бёкё мгновенно он
Запрыгнул в кожаный мешок,
Дубины тяжкой рукоять
У основанья пережег,
Залез в огниво и опять
Там пережег он рукоять
У бронзового молотка.
Как грозовые облака,
Упорно борются семь дней
Тенек-Бёкё и Когюдей,
Но пересилить-победить
Не удается никому —
И ночи солнца не затмить,
И свету не рассеять тьму.
Тенек-Бёкё — посланец зла,
Чья совесть черною была,
Дубиною ударил он,
И молотом ударил он.
Но молот бронзовый его
От рукоятки отлетел,
Но не случилось ничего,
И Когюдей остался цел.
Чугунная дубина вмиг
Переломилась пополам,
Но Когюдей-Гора не сник,
Врага схватил покрепче сам,
Затем от почвы оторвал
И над собой его поднял,
И негодующе сказал:
«Такого я не ожидал,—
Воскликнул громко, возмущен,—
Я думал, что играет он,
А негодяй в угоду злу,
Борясь, хотел меня в золу
И черный уголь превратить,
И на кусочки раздробить!»
Слугу противницы своей
Ударил оземь Когюдей.
Свет воссиял, пропала мгла,
Был побежден посланец зла...
Узнав об этом, Дьебелек,
Чьи волосы, как грязный снег,
Как черная змея шипит,
Как зверь, разгневанно рычит:
«Зачем сюда из-под земли
Свои подарки мы везли?
Гостей поили аракой?
Напрасно затевали той!»
И жалоб черные слова,
Ее шипение и вой,
Как ядовитая трава,
Лога наполнили собой.
Семь одинаковых мужей,
Семь молодых богатырей,
Подходят к белой юрте той,
Где Ай-каан сидит седой.
Один из славных семерых —
Всевидец Когюдей-Земля
Предупредил друзей своих,
Почуяв зло, сказал: «Нельзя
Садиться, братья, никому
В передний угол на кошму».
А быстрый Когюдей-Огонь,
Преобразившись в уголек,
Нить в юрте белой пережег.
Упала тонкая кошма,
И взорам всех открылась тьма,
Открылись в мрачной глубине
Пик острия на самом дне.
Тут изумленный Ай-каан,—
«Кто яму выкопал?» —сказал.
И возмущенный Кюн-каан,—
«Кто козни строит?» —прокричал.
Шумел собравшийся народ,
Но успокоился, и вот
Вновь многолетний, золотой
Продолжился великий той.
Алыпов Ай-каан созвал,
Властитель воинам сказал:
«Заданье трудное даю,
Бросаю жребий непростой.
Тому отдам я дочь свою,
Тот назовет ее женой,
Кто в состязаньях победит,
Всех остальных опередит».
«Пусть будет так!» — все шестьдесят
Каанов славных говорят.
«Согласны!» —семьдесят кричат,
Желаньем победить горят.
48 Дьебелек — оборотень, старуха-колдунья.