У неё было красивое женское лицо. Я и сейчас помню его отчётливо, хотя прошло много и много лет. Это была моя тётушка, тётя Нина из Рыбацкого. Я так и не успел о ней ничего разузнать.
Она была среднего роста. Худощава и стройна. Цвет её глаз я не помню. Она часто улыбалась. Очень приветлива, открыта, разговорчива, но не многословна. Голос у неё был мягкий и походка плавная. Сама она была женщина очень спокойная и жизнерадостная.
Одно только но, которое меня тогда, мальчишку очень сдерживало и даже пугало. У тёти Нины в доме (деревянный отдельный дом, наподобие деревенского) почти в каждой комнате были иконы. На моих глазах она не молилась, хотя и говорила, когда была довольна или обрадована "Ну и слава Богу, ну и слава Богу". Ещё часто видел я её в тревоге и озабоченной. С дядей Готей (Георгием) у них было хорошее хозяйство и сад. Она всё время была в труде. Я её почти не видел отдыхающей, тем более праздной.
Меня она очень любила, совершенно непонятно за что.
Я знаю, что их единственная дочь была с родителями в полном разладе, не знаю почему и как-то весьма рано и вдруг ушла в монастырь. Она навсегда с ними рассталась, а почему я так никогда и не узнал. Я думал, что дочь была просто какая-то ненормальная, помешанная на этих вот иконах. Но я ничего не знаю даже приблизительно. Знаю, что дядя Готя о ней вообще не вспоминал, а тётя Нина только плакала и что-то тихо говорила словно себе самой.
Глаза тёти были яркие и удивительно лучистый у неё был взгляд, зрачки словно сверкали. Это я отлично помню. Вот восторженной она, пожалуй, не была. А глаза казались иногда словно озорными.
Меня она называла только ласково, словно сама меня пеленала. Будто мать. Она меня обнимала этими словами имени моего: "Алёшенька, Алёшенька!" И больше никаких особых эпитетов. Просто смотрела на меня, будто неизвестно чем любуясь, будто видя во мне что-то мне самому никак и ничем непонятное и недоступное.
Что я ей дался? Приезжал я к ней редко и говорил робко. Очень боялся я огромного совершенно бешенного пса Мухтара, который кусал даже хозяйку.
Но тётушка так радовалась мне, что я просто смущался и терялся рядом.
Она за что-то любила меня, будто самая близкая и самая родная.
Она разглядывала меня и улыбалась широко и радостно.
Тихой улыбкой