(из рассказа женщины)
Вот такой из войны эпизод,
это в памяти не похоронишь:
наши освобождали Воронеж,
гнали пленных за горизонт.
Конвоиры кричали зло,
напрягая суровые лица.
Посмотреть, как уводят фрицев
вышло все небольшое село.
Шла колонна, угрюмо шла,
шорох ног превращался в топот.
Шла, как будто из адских топок
выносили остывший шлак.
Шли враги, сотворившие ад,
точно шли бы и шли бы и шли бы…
Вдруг послышалось: «Мамка, хлиба!
Мамка, хлиба…!» – просил солдат.
Вражий стон был тогда нелеп,
только женское сердце сжалось,
и такая нахлынула жалость,
что я бросила немцу хлеб.
Ни презренья к нему, ни зла.
«Мамка, хлиба,» – просил до сипа.
Ты бы видел его глаза,
ты бы слышал его спасибо.
Щелкнул выстрел, как будто кнут,
я отпрянула до порога.
Конвоиры кричали строго,
но безмолвствовал бабий суд.
А недавно по телевизору
старый немец из чувства вины
вспоминал, точно делал ревизию
на дорогах безумной войны.
Но что больше всего огорошило:
по прошествии прожитых лет
вспомнил фриц, как в селе под Воронежем
ему женщина бросила хлеб.