1
Данил стоял на дереве и отпиливал старые и ненужные сучки, яблоня была старой. Дуся моталась по двору в вечерних хлопотах. Данил пилил и пилил, напевая.
– Постой рядом, попросил он Дусю, мне будет веселее.
– Стоять некогда, работы полно. Ответила Дуся и повеселела. Постояла. Пошла. Вернулась. Удивилась. Молчит.
Данил слез с лестницы. Подошёл. Взял за руку, смерил ладони, приложив её к своей. Его ладонь была огромной и нежной.
Сердца застучали быстрее.
Це буде наша ничь, сказал Данил. И ушёл наряжаться. Но Арина не позволила, удержала. Он сломал запоры на двери. Подчинился. Утих.
Дуся спала спокойно. – Работы полно. Некогда думать. Спать надо всласть.
– Павливна, раздался голос Данила под окном. Дайте молоток, гвоздик забить.
Дала. Забил. Стоят рядом. Трепещут. Как лебеди на воде. У неё белая голова, у него серебряная.
Белые лебеди…
Никаких кукушек, сов и сычей. Только воробьи и синицы. И радость пронзившая пространство и время. Раз и навсегда.
Времени полно, но его постоянно не хватает. – А где оно? - спросите Вы и я отвечу: «Не знаю». Я, правда, не знаю. И Вы не знаете, знали бы, не спрашивали.
Дуся смотрела на телефон, вернее она ждала звонка. А телефон молчал.
– Молчишь? - спрашивала Дуся телефон. – Молчу, отвечал ей телефон. Ну и молчи. Твоё дело молчать, когда ждут. Чтобы жёстче было. Приятнее, если звякнешь.
– Звякни, просила Дуся телефон, молча. Молчание – знак согласия. Согласия с чем? С кем? – Наверно с собой. С собою была согласна Дуся. И с телефоном. И со временем, которое ноль. Шар. Гармония гармоний.
– Ну и что, что уехал, думала Дуся. Но он же есть. Есть он где-то, песни поёт, дышит, смеётся. Живёт.
Данил растил сына. Сын растил отца. – Радостью своею растил. Смеялся звонко и нежно, как ангел. Как цель. Как награда.
Награда за жизнь, которая тоже станет нулём, если не будет детей.
–Что молчишь, спрашивала Дуся телефон, молча.
– Молчу, отвечал телефон и вздыхал. И Дуся слышала этот телефонный вздох. И радовалась, что телефон вздыхает и горюет вместе с ней, с Дусей, у которой белая голова. А у того, что главный молчун, серебряная с грубыми курчавыми волосами, которые Данил стрижет под ёжика, иначе их не расчесать.
Флакон с мужскими духами стоит на пианино, рядом с её и Дуся по утрам нюхает Данькины духи, и танцует.
Танцы были как бы физкультурными, но весёлыми, как тогда при Даниле, но без песен. Кто же будет петь за Данилу, если даже телефон молчит и горюет.
– Что молчишь, спрашивала Дуся телефон. Молчу, отвечал телефон. Он тоже ждал звяка. Звона. Восторга. И стука. – Сердец.
Вот возьму и позвоню. Подхожу к телефону, смотрю. Думаю. Отхожу. Отрекаюсь.
Надеюсь.
И вот звонок. « Приеду в воскресенье в 12». Считаю часы, минуты. Миги. Еду. Стою, как каменная. Холодно. Спускаюсь в туннель погреться. Слежу за часами. В бежевой шляпке, волосы оранжевые. Плащик в полоску. – состояние, как будто на взлёте.
Поезд идёт. Бегу. – Данил идёт по перрону, он рядом. – Руку протянуть.
Высокий. Красивый. Чужой.
Бросаюсь на шею. – Идём. Присматриваемся. Привыкаем.
Отрешенные, как волки перед флажком.
Едем. Сидим рядом. Но отдельно. Состояние невесомости и покоя.
Вот он. Вот. - Это его я ждала два года.
Два года, как миг. Как вечность. Как треск.
Трещат ветки яблонь, выросшие не там где надо. И усохшие. И лишние.
Я не лишняя. Я желанная. Я красивая в своём порыве и восторге. В своём отчаянии. И тепле. -- От Данила ко мне течет благодать. Я благоговею. А он нет . У него проблемы. Он выращивает своего долгожданного сына, Васылько. И Васылько звонит ему, а он Васыльку.
Телефоны рады. Рада я. Рады они. Вот это да, думает мой телефон. И тоже радуется за них.
Молчи, говорю я своему телефону. – Будет и на нашей улице праздник.
4.01.18
2
Праздник, это когда ничего не хочется – всё есть. Сегодня Праздник Рождества. Гибнут ложь, зло, рождаются, правда, с добром. Да, только с добром рождается правда. А правда рождает добро.
С добром и правдой - всё есть. И честь. И любовь. И Родина. – Все родня. Все ждут друг друга и любят. И светятся светом, который летит в небеса, к Богу. Все угодны Богу, а Бог угоден всем нам –.Всем.
Все поздравляют друг друга, друзей, если они есть.
Есть ли друзья у меня, думала Дуся. Есть, решила. Вот счас зазвонит телефон и меня поздравит Данил. Даня. Данюша. Дающий. – Что же он даст мне сегодня ради Рождества. Какие слова родятся в его душе, чтоб в моей душе возник огонёк счастья и бессмертия. Бессмертны страждущие и получившие. Я страдаю. И я получу сегодня. Сейчас. Даня – дай. Дай, услышать твой голос, который для меня всё. – Весь мир. Все праздники и будни. Твой голос даёт мне силы радоваться, радовать и мечтать. Мечта, это главное, сказала я тебе недавно по телефону. И пояснила, что как только исполняется мечта, тут же Бог посылает другую. И ты забываешь о предыдущей мечте. – Она уже живёт отдельно. Светится. И светит другим. Она вошла в общий Праздник света и Добра, она у Бога за пазухой и ей, мечте, которая теперь быль, хорошо. Исполненная мечта превратилась в энергию, в силу и помогает Богу держать мир в равновесии добра и зла.
– Так значит …
И ты мне спел по телефону песню: «А за деревом дерево, а за деревом дерево. А за деревом дерево. Дерево.
Глянь, за деревом дерево. А за деревом дерево. А за деревом дерево. Глянь, за деревом дерево…»
Сегодня рождество 7 января 2018 года, рождается Любовь. К Богу, к детям, к внукам, к тебе, ко мне. Уже родилась. Уже живёт и Её не надо поздравлять, теперь поздравляет Она. Любовь всемогущая, вездесущая, открытая, честная и добрая. Она рождает Добро.
Данил, отдай мне мою дань. Я жду звонка, твоего голоса, который рождает во мне силы. Уже 10 часов утра. Жду. Молчу. Устала молчать.
– Ну, что молчишь? – спрашиваю я телефон.
– Молчу. – говорит телефон. И краснеет. Ну и молчи, говорю я и иду кушать картошку с холодцом, пирожками, соком и т.д. Ем и прислушиваюсь, что там делает телефон. – Телефон молчит.
И я ему начинаю сочувствовать и больше не спрашиваю, потому как он уже зеленеет от злости и на Данилу, и на меня, что…
И я понимаю, что вина во мне. И тут приходит сон. На выручку. Сон протягивает мне книгу Петра Проскурнина «Судьба» и я ложусь и рыдаю вместе с его героями, потому, что в ней война с фашистами. С Германией война. Но сон подкрадывается ко мне и…
Я просыпаюсь в 2 часа и пропев весь свой репертуар в тёплой и мягкой постели, прислушиваюсь к телефону, а встав подхожу к нему, синему от …
И спрашиваю, что молчишь? – Молчу. Отвечает мне серо-буро-малиновый аппарат. Ну и молчи, говорю ему. Молчать не вредно. Меньше будет износ. А зачем тогда я тебе за такие деньги? – спрашивает меня телефон. Да ладно, глажу я его холодной рукой. – Переживём. У каждого своя судьба.
А за окном утки доедают мою рукопись, таская белые листы по мокрой серой земле. Кролиха, бегает среди них и поймать её без Данила я не могу.
– Что бегаешь, кричу я ей из окна?
– Бегаю, отвечает кролиха. – И смеётся.
Ну и бегайте, мать вашу за ногу, а отца за петельки, а я буду писать и сажусь за комп. И комп спрашивает меня, а где твоя Муза, Евдокия Павловна. Где?
– Моя муза во Львове говорю я компу. ААААА… понимает он. Тогда тебе хорошо. А то бы ты хрен чего написала. Ведь жизнь выдумать невозможно.
– Я знаю, успокаиваю я комп. И неожиданно сама успокаиваюсь. (Когда я волнуюсь, я не пишу. Я слушаю себя.)
– Ну, что послушала, спрашивает меня комп. Да, послушала. И что? – интересуется он.
Тссс. – Окорачиваю я комп. (Вдруг я прослушаю, как зазвенит телефон).
– Дура. – Думает телефон. Какая дура.– И я его понимаю. А Данилу нет. – Не понимаю.
– Какая дура, – думает Данила. Какая дура. Оказывается они с телефоном заодно. А я заодно с компом. А Муза моя Данил, но я ему вчера сказала, что Муза мне уже не нужна. А только помощник, советник и охранник. А теперь… Я без Музы. Сама отказалась. И как я поеду в Москву поддерживать кандидата в президенты России Павла (забыла). Но я всё равно поеду и поддержу И он выиграет.
– Что выиграет? Выборы? – спрашивает меня Россия. Конечно, мы выиграем. Ведь Россию спасут Поэты. Которые, Рождают правду. И Свет. И любовь.
Дззззззз – Зазвонил телефон. И я хватаю трубку, обжигая свои оледеневшие пальцы.
15 часов дня. 7 января 2018
3
Не верь, сказала Евдокия Данилу, что я это сделала для тебя. Никогда не верь, потому что каждый человек и я, в том числе успокаивает своё Эго и больше ничьё.
Я еле держусь на ногах, я устала и если бы кто-то попросил меня сделать это, я бы не сделала. Поэтому успокойся и жди «Новую почту». Гррр, подумал Данил и обиделся. А, может, и нет – этого Дуся до сих пор не знает. Потому что телефон молчит уже третий день.
– Ждёшь? – спрашивает Дусю телефон. Жду, отвечает телефону Дуся. А сама и правда ждёт, души своей не чает. Не чует своей души. Она, как бы отдельно от Дуси, её, Дусина, душа. Душа. Дух. Душегубцы. Душеприказчики. Отдушина.
Оооо, думает Дуся, мне нужна была отдушина и я стала печь блины. И начинять, начинять их мясом. Потом делать паштет, много и вкусно. Пельмени были заморожены раньше. А вот мясорубка совсем не крутит, устала Дуся её крутить, чистить и опять она забивалась. Но котлеты получились, очень вкусные.
Себе ничего не оставила, всё запаковала и всё боялась опоздать, или рассыпать, или не донести. Сил хватило даже позвонить. И наговорить дерзостей и глупостей. А теперь …
– Добрый вечер, сказал Данил по телефону. Посылку получил, еду в автобусе. Как доберусь до Кугуева, перезвоню.
– Ну, что дождалась, взвизгнул радостный телефон.
«А за деревом дерево. А за деревом дерево. А за деревом дерево. Глянь, за деревом дерево…» Запела Дуся. А телефон затанцевал вприсядку. И сразу душа успокоилась, затихла. Заагукала. Притаилась. Прижалась к Дусе, а Дуся прижалась к душе. И им было так хорошо, так нормально и цветисто, что на телефон они уже не обращали внимания, как будто и не было трое суток ожидания и трепета. Всё утихло. И никаких бурь.
Вот что значит исполнение желаний. И как только желание исполнится, тут же рождается новое…
«А за деревом дерево. А за деревом дерево. А за деревом дерево. Глянь, за деревом дерево…» Напел, когда-то ей Данил, и теперь это стало их Гимном.
Телефон всё узнавал в первую очередь и стал Дусиным душеприказчиком. Он радовался за неё и грустил по - дружески.
Он молчал. И радовался. Молча. И Дуся стала отдыхать от ожидания. Но тут телефон не вытерпел и спросил, ну, что достигла? Чего достигла? – спросила телефон Дуся. – Чего? Чего? – проворчал телефон. Мечты. – Эго своё укротила. Укротила, ответила Дуся. Глядя на часы и начиная ожидать.
Жди-жди. Подумал телефон, а я отдохну.
И тут Дуся вспомнила сказку про Молодильные яблоки. Оказывается, они всегда были, есть и будут эти самые Молодильные яблоки. Они и омолодят и воскресят и усилят.
Но….
Как там Данил несёт мою 18 килограммовую посылку. Явно не разложит на три места, а сложит всё в одну сумку, как бы ни надорвался – переживает Евдокия. Трымайся, сказала она по телефону Данилу на прощанье.
– Что жалеешь Данилу, спросил её вездесущий телефон – ему же первому всё слышно.
– Жалею Данилу, ответила Дуся телефону. И зачем я выдумана эту посылку ему посылать?..
Да донесет, успокаивала себя Дуся, всего полтора километра, Данил сильный, тяжелой атлетикой занимался. И вспомнила как её мама Ксенья носила сало на базар за 18 километров до станции Ржава , целый пуд на плечах. А сало какое было в четверть толщиной и аж светится – на картошке и траве кормленное. Ну и немного молотой пшеницы, плюс буряк. – Это ещё при Сталине и при СССР, когда каждый год снижали цены на пятак, а на трудодень колхозникам выдавали по 3-4 мешка зерна в год. Но жили, не тужили и кабанчика и коровку и телка и птицу выкармливали. Все трудились от мала до велика. И ели всё натуральное и дети крепкие бегали босиком.
Данил тоже крепкий. Донесёт – успокаивала себя Дуся. И смотрела на часы.
На календаре 17 января 2018 года. Холодно. Осень была сырой и тёплой Лето очень сухое и очень жаркое. Несколько дней назад выпал снежок, укрыл зеленя. Утки до обеда сидят в сарае, а в обед выходят поесть снегу, вместо воды.
Красивые утки, мускусные, коричневые: как похолодало занеслись и две уже пытались сесть на яйца, но Дуся забрала яйца себе и кушает с красной свеклой смешанной с огурцами и аджикой. Варит индо - утиные яйца 8 минут, разрезает вдоль и винегрет сверху. Объеденье. Сегодня съела 5 яиц и сыта. А какой вкус!
Такой покой в доме, такая тишина. Такой уют. Уютно жить в согласии с собой, думает Дуся, и всё эта посылка помогла мне Эго моё насытить. И душа моя теперь спокойна. И ничего теперь не хочется. И ни чего не жаль.
Телефон прочитал Дусины мысли и говорит, брешешь ты Дуся, ты опять ждёшь. Уже начинаешь ждать. А вот чего и сама ты не знаешь, но я догадываюсь. Молодильных яблок тебе надо. – Дождешься, поди, дождёшься. И тоже прислушался, но ничего не дзвинькнуло в нём. И он притаился, ожидая.
4
Дуся, спросил телефон, а чегой - то ты так звонко смеялась, когда разговаривала через меня, с Данилом. Прям, как колокольчик заливалась и он хохотал.
Да радостно нам было, ответила Дуся телефону, прям благодать охватила и закружила. И уронила, когда ты отключился. Больно ты дорогой, деньги лопатой гребёшь.
А твой Данил на стройке вкалывает, деньги заколачивает, наверно тебе платок купит или шоколаду. Я тоже хочу смеяться, но не могу. Да и ты не можешь, когда Данил не на связи. Вот позвони кому-нибудь и посмейся. Или выйди на улицу и хохочи с первым встречным. – Народ потоком идёт. Выбери.
5
– Ну, что выбрала? – спросил Дусю телефон.
– Кого?
– Да того с кем можно так нежно и торжественно смеяться.
– Выбираю.
– Ну и …
– По нулям, – ответила Дуся. Идут. Идут. Идут. – И все чужие. Чужие. Чужие. Холод от них и пустота. Смотрят, но им меня не видно, а мне их. И не хочется никому блинчика спечь.
– Но ты же пекла я помню двое суток подряд. И начиняла. И заворачивала и паковала. – Молча. Даже не звонила. – Некогда. Я тогда на тебя обижался, докрасна обижался. Но тебя было и без звонков хорошо. Ты цели добилась, мечты.
– И правда, как только Данил согласился принять от меня посылку с подарками моего изготовления, я прям расцвела и стала осуществлять.
– Ну и…
Напекла 18 кг блинов. Масленица же. – Но я позабыла, что масленица. Мне просто хотелось.
– Что хотелось?
Чтобы Данил обрадовался.
– А он?
– А он блины получил и до сих пор не поймет, зачем ему столько блинов. – Еле донёс.
– А ты?
– А я переживаю, что обременила его этой ношей.
– А он?
– А он молчит.
Но главное мне теперь не надо ждать его звонков, потому, как я теперь обижаюсь. И желание исполнилось. И пустота. – Нечего больше желать. И радость пропала.
– Молодец, обижайся. И терпи, не звони. Не лезь к моим проводам и диодам. Мне тоже покой нужен. А то напекут блинов. И от счастья пустота их окутает. А кто-то должен эти блины спасать. – Они же пропасть могут.
6
Дуся, о чём ты думаешь? – спросил телефон.
– Я не думаю, я созреваю.
– Это как?
А так, как будто помидор, который сначала зелёный, потом молочный, бурый и только потом – красный. От цвета и вкус. Природа знает, что делать, как угодить человеку.
– А, ты Дуся, здесь причём?
– А притом, что я вот лежу и думаю, читаю чужие книги, а жажду написать свою. И копаюсь в себе и чувствую что-то не то – зелено. И жду, пригревшись в перине. На улице мороз, а у меня в доме благодать и уют. А душа жаждет подвига, какой-то невероятной скачки, какое-то ожидание не уходит из меня, не выветривается, не вымораживается, а будто цветёт.
А цветок - то в плод всегда превращается, а мой цветок – Данила. И мы с ним плод свой растим, ждём – какой же он вызреет кислый или сладкий, а может пресный. И мне постоянно хочется, чтобы Данил восхищался мною.
– А он?
А он больше молчит. Редко звонит. И пресно выражается. То есть, нет высочайшего накала чувств. Мне хочется его разогреть, распалить, подсластить его думы и дела. И как только я чувствую, что ему легче, он веселеет, проблемы его уменьшаются, а удача подаёт ему руки, я охладеваю и перестаю ждать звонков. И бывает, что ровно и спокойно я живу пару дней, потом во мне начинает жужжать ожидание. Которое нарастает и множится, и укротить я его не в силах.
– Кого укротить?
– Ожидание. И постепенно я начинаю раскусывать эту проблему, оказывается, из беспокойства вырастает … Талант.
Талант жаждет взрыва обстоятельств. Он в покое чахнет. То есть таланту надо зреть, как помидору. Видимо Данилу мне послал бог, как Музу. И я эту Музу обожаю, потому, что она от бога. – Бог, обожаю, освобождаю…
– Освобождаешь кого?
– Себя. – Но освободить не могу. Потому как оковы ожидания, как вериги, их надо куда-то донести и где-то оставить.
– А вериги, это что?
– Это Данил.
– И ты опять ждёшь звонка.
– Жду. Во мне поселилась жажда общения. – Я шуток, песен желаю. Весомых слов. Смеха.
– И тебе, Дуся, не стыдно?
– У меня вообще стыд пропал. Я и краснеть перестала.
– Вот-вот. И разгадка. Ура! Дуся, тебе краснеть надо. Тогда быстрее созреешь. И слаще станешь. И Данил тебя полюбит.
– Думаешь, полюбит? И звонить будет чаще?
– Нет, звонить не будет.
28 января
7
Таланту свойственно сомненье, как красота святым сердцам, талант не любит преклоненья, не преклоняется и сам. – Это часть стиха, который я посвятила поэту Любе Сурковой, она читала его. И я думаю, одобрила. Теперь уже Любы нет, 1апреля 1999 года она погибла. Погиб и Сергей Бабкин из Курска Погиб Олесь Бузина из Киева. – Они собрали свой урожай. Он вызрел и остался с нами, с миром, с воздухом. С землей. Людей рождают не только матери, но и земля на которой они вызрели. – Земля. Земляки. Землянка. Земляника. Земное.
Земляника пахнет той землёй, на которой выросла. А люди больше доверяют землякам, потому как, они единодушны. Их души дала им родная земля. – А потом примет Небо. Все надеются на Царствие небесное. То есть общее, так как небеса общие, общее, чем землячество. Поэтому русскому духу хорошо в России, а американскому в Америке. А поскольку американцы уничтожили индейцев, то у американцев нет своей земли и своего неба и они все неприкаянные, а у индейцев есть и земля и небо. А у США - нет. И оно лезет во все страны со своим уставом под видом демократии, которая насилие. Они хотят присвоить себе весь земной шар и несут зло всему миру. Из-за их – войны и перевороты. Пусть в США к власти придёт коренной индеец. В Украине коренной украинец. А в России – русский. И это будет правильно. (Бог выдал всё поровну нам, навеки хватило б без боя, любить ну, хотя бы героя, цветы подарить бы врагам)… Скоро 23 февраля – праздник мужчин, а в Донбассе война. Холод Голод. Смерть.
8
Ну, что я сказал, – Данил не позвонит. И не позвонил, уже прошло 2 часа, как мог бы, но нет. Значит всё, лёг спать. – Устал.
– Как хорошо, что не позвонил, подумала Дуся. Пусть отдохнёт у него сегодня тяжёлый день, вторую мою посылку получил. – С блинами.
– О, блин, подумал Данил, откуда эта Дуся на мою голову и её внимание, и эти её блины и паштеты и гуси. Вернее утки. – Достала. Заучила, зальстила, зажалела. Больше никаких звонков. Никаких общений и прибауток. Пусть сама своих уток ублажает. А я пас. Устал. Замучился. – Жить хочу и без Дуси, и без Иры, и без Светы. – Уйду в монастырь, или на Курилы уеду. Не ехать же мне на Мальдивы или в Сингапур. Я в Чугуев хочу. К Раи. К уткам. К теплу под бочок. Пусть мне все эти посылки в бок выйдут, пусть.
– Не в бок а боком. А вообще-то уток ртом едят. Ешьте на здоровье.
– Дякую. Я этого тебе никогда не забуду.
– Грустно так сказал, что аж слёзы навернулись и тут же высохли. - 20 кг блинчиков с мясом за две недели. Их же напечь надо. И начинить вкусным. И отправить. А Данилу посылки только домой донести.
Неси Данилушка, неси. И корми своего Васылько. Ешьте с удовольствием.
– Ну, что я говорил, – звякнул телефон,– что не позвонит. И не позвонил. – Вот.
Иди, спи, Дуся, ждать уже нечего. – Да я и не жду. - А что же ты всё пишешь и пишешь, ждешь, значит, время тянешь.
28 вечер.
9
То ли это я его уговариваю, то ли себя, подумала Дуся о происшедшем казусе. Наверно все-таки себя. Чтоб не плакать всухую, а хотя бы слезами горькими или кислыми, но слёз нет. – Только тоска. Только туман. И красивые полосы по небу. Как будто радуга зимой.
Это тебе не Пастернака читать, или Платонова, это другое. Это выстрел в судьбу. Судьба она хлеба не просит, она его приносит. Бывает, хочется кого нибудь спасти или уговорить, или улыбнуться. Чтобы самому стало весело и вдруг осечка, веселье улетает и в красных полосах трепещет на ветру.
– На ветру чего, спросил телефон у Дуси. Он ведь вездесущий, он Дусю насквозь слышит. И сочувствует. И печалится и радуется за них с Данилом. А Данил хитрит и обманывает, но отослать навсегда не хочет. Жалеет. Дусю. А может самого себя жалеет, такого героя. Но от судьбы не уйдёшь. И Дуся не уходит, а приближается и приближает. И не смеет правду искать, потому как боится её и жаждет и надеется, что как то всё без неё уладится и охладится. И нагреется. Она лупцует свои мысли и утихомиривает. Но всё рвётся, а она опять шьет. – На живую нитку колбает своё счастье. Потому что у каждого своё счастье, и оно главнее нас самих, потому что мы его куём. Но не каждый кузнец – молодец. Не у каждого бондаря кадушка не течёт. Да её новую в воде замочить надо. Вот и мочит Дуся слезами сердца свою кадку-судьбу, чтобы яблоки намочить и с сахаром и с солью. Вот-вот трещины закупорятся свежею влагой. И вдруг опять течь. Ничего думает Дуся.
– Я ж тебе говорил, что не позвонит, напомнил Дусе телефон.
– И, правда, ты говорил, а Данил исполнил. – Не позвонил. Даже тогда мои блинчики и паштеты, посланные ему посылкой, протухали в складе, не отправленные почтой в субботу. И лежали в жаре трое суток. Потому, что я соврала почтарке, выгораживая, себя. Мол, нет мяса в посылке, потому, что мясо не принимали, вдруг пропадёт. И вот оно пропало, а Данил об этом узнал и не позвонил. А ведь можно было спасти. Надоели ему мои вздохи, он их избегал. А я всё лезла со своей опёкой. Вниманием и чистотой. Вот и врала ради него, но не ему. И не себе. Мы были честны друг перед другом, мы ждали осени нашей судьбы. Когда созреют наши яблоки и груши. И вот они зреют, обещая Данилу то, что ему не вкусно. – Горько ему, от всех сладостей и пакостей жизни. А он ведь герой. Он великолепен в своём нежелании знать, и помнить. Он вне критики. И вне влияния Дуси, которая навязалась по его же воле.
– Ты опять ждёшь, спросил Дусю телефон. Сидишь возле меня и печатаешь повесть о своей любви. Любишь ты Данилу. Любишь. Отсюда и посылки по пуду шлёшь. А они ему… Не нужны. Он нарасхват. А ты вступила в соревнование. Ну, давай побеждай. Сметай всех с пути. Мост из блинов строй.
– Хоть бы в складе было холодно и посылка бы не испортилась. Я бы тогда…
– Что тогда? – спросил телефон.
Я бы тогда ему булочек напекла на бульоне и с утиными яйцами. Я бы ему пельменей налепила со свининой. Из Польши. Я бы ему…
– Понял, сказал телефон.
Да холодно в почтовом складе, холодно. Кто его будет отапливать при таких ценах на газ. На свет. На дрова.
– Правда, холодно?! – Да я голодать буду в честь «Новой почты» и её успехи прославлю. Я им 9 поставлю, при опросе. Я их всех поцелую в затылок, что они мне не сказали, что посылка не уйдёт в субботу, а только в понедельник.
– Врать не надо было, – сказал телефон.
– О, как ты прав, подумала Дуся.
Обещаю не врать никогда - никогда, только бы мои утки и блины не пропали. Я ведь их для себя растила, а Даниле отослала.
А в это время Данил штукатурил потолок и думал: «Как ты мне, Дуся, приятна в твоих заботах и участии. Я радуюсь твоему голосу, я подзаряжаюсь от общения с тобой, как от аккумулятора. Ты вселяешь в меня восторг. Я воском таю зимой. И мёрзну в жару. Я радуюсь, что любим. Что взаимно. Что навсегда. Я чувствую твою восторженность мною и тушу свет своих глаз, которые сияют и светятся, как у волка. Я, как лось мчусь через лес неприятностей к тебе, моя Евдокия.
10
И тут Дуся включила музыку Паганини, как и тогда, когда понесла посылку на почту.
Она ушла. А в доме ликовала скрипка до самого её возвращения.
Может и у Паганини испортилась посылка с мясом, что он так переживал и сочинил такую страстную музыку. Вон Скрипачку Ваннесу Мей миллионы слушают. И я обожаю. И включаю, когда хочу чтоб мои желания заветные исполнились.
– Да исполню я твои желания, подумал Данил. – И исполнил.
31 янв. 12 ч.
11
Из-за этих вкусных блинов с утиным мясом, луком и морковкой, которые в пути к Львову обещали сохраниться в холодной машине, Дуся проснулась в два часа ночи. Переживала. Чтобы успокоиться стала читать повесть Бориса Пастернака «Охранная грамота», написанную им в 1930 году. Стиль письма был тяжеловесный, сумбурный. Но глубокий. Но Дуся терпела и дочиталась до его оценок поэтов- современников. Вот что пишет Б. Пастернак: «Мы шли с Маяковским по Литейному, он мял взмахами шагов версты улиц, и я, как всегда, поражался его способности быть чем-то бортовым и обрамляющим к любому пейзажу»… «Четырнадцатого апреля, когда застрелился Маяковский…» , «Он напишет предсмертную записку собственной рукой…», «Он лежал на боку, лицом к стене, хмурый, рослый, под простынёй до подбородка, с полуоткрытым, как у спящего ртом. Горделиво, ото всех отвернувшись…»
12
Совсем не похоже на самоубийство, подумала Дуся.
13
От повести Б. Пастернака Дуся перешла к повести Андрея Платонова «Впрок». И его сарказм и ирония повели её в революционную действительность. – Умора. Вот это художник! Вот это стиль. Но нудно. Повторы. Бесконечно. Отравно. Надоедливо. Но что заметно роднит Пастернака и Платонова, это безликость героев, их тягучесть и хрумкость. Хрумкают они революцию, как Данил Дусины блины. И читая с интересом, ждёшь, когда же эта нудота кончится.
И когда же этот жук-серцеед Данил позвонит. Ведь он уже получил посылку и на два Дусиных звонка не отвечает.
– Молчит, спрашивает Дусю телефон.
– Молчит, – отвечает Дуся. И погружается в ожидание. И представляет, загадывает, что Данил распаковал посылку.
Что паштет пахнет, а блинчики хрустят на его крепких фарфоровых зубах.
Но Дуся не плачет, ей не жалко себя, а его, который даже звонка ей жалеет. Эх, ты думает Дуся, разве так можно. Меня накалять.
– « Кому на Руси жить хорошо?» – спрашивал себя А. Некрасов. Так он в имении жил, и то восставал.
– Восстану и я, – подумала Дуся.
И тут… Телефон опять не зазвонил.
– Что молчишь? – спросила Дуся телефон. Да устал я от вас. От ваших блинов и паштетов. Сама же написала стих: «Не делайте людям добро, оттают и вас заморозят, Не делайте людям добро, не лезьте, куда вас не просят. Учитесь у новых властей злодейству и блуду и яду. – Не сейте хороших вестей, не вырастив злобу в награду».
И тут…
Телефон опять не зазвонил.
14.40.
14
У Дуси всё было хорошо. Всё тихо и ароматно. Аромат жизни баюкал и нежил её. Она была весёлой, как спелое яблоко. Данил тоже был весёлый, кушал блины с мясом и паштет с печёнкой. Ветры зимы их веселили и запахивали в свои объятья. Сено кончалось. Кролики росли. И симпатично разгуливали по флигелю. Они оборвали обои, прогрызли стены и искусали и запачкали вещи. Шифоньер ещё держался, ножки у кресла были подгрызены. Данил поставил решётки на окна. Дуся вырыла из навоза занавески и выстирала. Тюль стала, как новая. А диван привалила к стене. Крольчата радовали её своей красотой. Но пришла пора расстаться, сено заканчивалась, а кролики берут травинку в зубки и хрумкают, потом зёрнышко, потом водичку. Положит Дуся охапку сена, придёт через пару часов, а сена нет. Дуся радуется.
А теперь Дуся продаёт своих питомцев на базаре. Ждет покупателей, а их нет. Мёрзнут ноги. Хочется сесть. Силы на исходе. Но вот дед купил молодую крольчиху за 330 гривен и Дуся ожила. Помолодела. Засветилась. На свет пришли муж с женой, спросили самца на племя, Дуся предложила кролика Гришу, который остался дома. Покупатели обрадовались, погрузили Дусины вещи в лимузин и поехали. Кролик Гриша пытался спрятаться за шкаф, но шкаф отодвинули, Гришу поймали, посадили в мешок и он уехал на Мерседесе. А с ним и селезень, отданный в долг за будущие 300 гривен. Жалко Дусе селезня. А кролика нет. И конфет ей не жалко. «Рашен». За 200 гривен кг. Она конфеты давно - давно не покупала. По немыслимо высокой цене.
Пришла демократия на землю украинскую и поела все конфеты и бублики. И мясо натуральное и хлеб вкусный и дешёвый. И булочка уже стала мечтой. И масла коровьего нет. И сыр деревянный. И колбаса опасная. Даже сало из примакса.
А вот кролики Дусины натуральные, но сено – за 90 гривен тюк купить она не может. А зерно по 5 гривен за кг уже давно покупает. – Европа с Америкой командуют на украинской земле. Жаль, забыли нам пенсии и зарплаты, как у них, назначить. Тогда бы и конфеток «Рашен» можно было б лизнуть.
12 .02.18
15
Данил молодец, он не затрудняет себя звонками. Вниманием. Комплименты его дороже конфет. Дорого ценит себя Данил, как бы ни разогнал покупателей. Дуся уже и не ждёт. Но все же надеется. – Глупая очень.
Утки и те начеку. И всё понимают и предвидят, потому что не простые они, а мускусные, лесные. Полудикие. Дикость, она вниманию учит, бдительности, чтобы жизнь сохранить и потомство вырастить. По два-три раза за лето утят выводят. Таких красавчиков, как и кролики У крольчат ушки и хвостики. А у утят глазки сияют, лапки светятся…
– Дякую, сказал Дусе Данил. Я тебе этого никогда не забуду.
– Припомнишь, – засмеялась Дуся. Данил тоже засмеялся. И добавил, я пока ничего не могу тебе обещать.
А что мне от него надо, подумала Дуся? И… Не ответила себе. И Данил ни себе, ни Дусе не разъяснил. Но что-то им было ясно и понятно, о чём они знали точно. И были уверены. И осторожны. Смелость города берёт. А осторожность Души. Души свои они хотели наполнить светом. И теплом… И наполнят. Будьте уверены граждане товарищи, строящие потребительское общество в Украине
Потребители потребили производящих и их осудили. А теперь и кролика не произвести.
Курам на смех такая демагогия, переделывающая географию и политэкономию. Прошлая литература теперь не в чести. А история новая. Как и раньше – Древнего Мира. А свою чтобы никто не знал, вот в чём радость и сладость власти.
Хорошо, что кролик Гриша уехал на Мерседесе туда, где много сена и новых крольчих. Живи - не хочу… Потребляй…
12.02.18.