***
Хлеб познания труден и чёрств и горек,
Оба глаза больные открыв едва,
Просыпаясь в каморке, старик-историк,
Говорит на чужом языке слова.
Снова Клио капризную ублажает,
Хоть она обратилась к нему на ты,
А бесстрастное зеркало отражает
Древних греков задумчивые черты.
И беззвучного быта его напевность
Так прекрасна, что он навсегда ничей
Понимает поэзии повседневность
И кофейную гущу пустых ночей.
Что важнее всех юношеских ироний
И давно позабытых людских манер,
Если в камне с тобою молчит Петроний,
А в прибое – воскресший ворчит Гомер?
Ты, с рожденья привыкший носить на вырост
Только прошлое, верность ему храня,
Безвозвратно седеешь, как тот папирус,
Что в дрожащих руках избежал огня.