УКРАИНА
Иван Бунин
Могилы, ветряки, дороги и курганы –
Все смерилось, отошло и скрылося из глаз.
За дальней их чертой погас закат румяный,
Но точно ждет чего вечерний тихий час.
И вот идет она, Степная Ночь, с востока...
За нею синий мрак над нивами встает...
На меркнущий закат, грустна и одинока,
Она задумчиво среди хлебов идет.
И медлит на межах, и слушает молчанье...
Глядит вослед зари, где в призрачной дали
Еще мерещутся колосьев очертанья
И слабо брезжит свет над сумраком земли.
И полон взор ее, загадочно-унылый,
Великой кротости и думы вековой
О том, что ведают лишь темные могилы,
Степь молчаливая да звезд узор живой.
1894
На Днепре
За мирным Днепром, за горами
Заря догорала светло,
И тепел был воздух вечерний,
И ясно речное стекло.
Вечернее алое небо
Гляделось в зеркальный затон,
И тихо под лодкой качался
В бездонной реке небосклон...
Далекое, мирное счастье!
Не знаю, кого я любил.
Чей образ, и нежный, и милый,
Так долго я в сердце хранил.
Но сердце грустит и доныне...
И помню тебя я, как сон –
И близкой, и странно далекой,
Как в светлой реке небосклон...
1896
Владимир Гиляровский
На степных могилах
(Памяти запорожцев)
на Украйне я был,
По Днепру погулял,
На кургане ковыль
Я на память сорвал.
На могиле он рос,
Где, былою порой,
Кровь казачья лилась
За свободу рекой.
Где, как бури поток,
По равнинам полей
с удальцами неслись
Сагайдачный, Палей,
Где в озёрах тростник
Поднялся, словно лес,
Где ясней, чем у нас,
Голубой свод небес,
Где живой полосой,
По прибрежью Днепра,
Меж вишнёвых садов
Хороши хутора,
Где в неверных крови
Обагрялся наш меч,
Где окрепла, взросла
Запорожская сечь...
Со всех концов страны великой
Туда стекались удальцы,
Сыны России полудикой,
За волю-матушку бойцы.
Кто был порядком недоволен,
Кто в жизни радости не знал,
Судьбой злодейкой обездолен -
На сечь привольную бежал.
Среди ликующей природы
Пришлец был принят здесь, как свой, -
Во имя правды и свободы,
И буйной воли удалой.
Вчерашний вор, и князь опальный,
Разбоя дикого сыны,
Монах-беглец, старик печальный,
Холоп, боярин - все равны...
Здесь только смелости заслуги
Спасти и выручить могли...
Здесь князь и раб в боях, как други
За землю русскую легли...
Честь вам, погибшие со славой!
Честь вам, герои прошлых дней,
Шлю над могилою кровавой
Привет от родины моей!
Саша Чёрный
Пуща - Водица
Наш трамвай летел, как кот,
Напоенный жидкой лавой.
Голова рвалась вперед,
Грудь назад, а ноги вправо.
Мимо мчались без ума
Косогоры,
Двухаршинные дома
И заборы...
Парники, поля, лошадки -
Синий Днепр...
Я качался на площадке,
Словно сонный, праздный вепрь.
Солнце било, как из бочки!
Теплый, вольный смех весны
Выгнал хрупкие цветочки -
Фиолетовые "сны".
Зачастил густой орешник,
Бор и рыженький дубняк,
И в груди сатир насмешник
Окончательно размяк...
Солнце, птички, лавки, дачки,
Миловидные солдаты,
Незнакомые собачки
И весенний вихрь крылатый!
Ток гнусавил, как волчок,
Мысли - божие коровки -
Уползли куда-то вбок...
У последней остановки
Разбудил крутой толчок.
Молча в теплый лес вошел по теплой хвое
И по свежим изумрудам мхов.
На ветвях, впивая солнце огневое,
Зеленели тысячи стихов:
Это были лопнувшие почки,
Гениальные неписанные строчки...
Пела пеночка. Бродил в стволах прохладных
Свежий сок и гнал к ветвям весну.
Захотелось трепетно и жадно
Полететь, взмахнув руками, на сосну
И, дрожа, закрыв глаза, запеть, как птица.
Я взмахнул... Напрасно: не летится!
Полтавский рай
Славный садик у Дмитро —
Сероглазого мальчишки!
Тесно, тихо, и пестро,
И прохладно, как в кубышке...
На завалинке сидим,
Пресерьезные, как турки.
Тень от листьев словно дым.
Пахнет известь штукатурки...
Пышут охрой ноготки —
Деревенские цветочки.
Всё на свете пустяки,
Кроме... Писаревой дочки!
Черт ли нас разыщет здесь?
Тихий остров без названья —
И на нем густая смесь
Тени, красок и жужжанья...
Цвет настурций ярче ран.
Всё проходит, всё забвенно.
В клуне хрюкает кабан
Мелодично и блаженно.
Синий-синий сон небес.
Облака свернулись в вату,
И подсолнечников лес
Обступил, как джунгли, хату.
Анна Ахматова
Киев
Древний город словно вымер,
Странен мой приезд.
Над рекой своей Владимир
Поднял черный крест.
Липы шумные и вязы
По садам темны,
Звезд иглистые алмазы
К Богу взнесены.
Путь мой жертвенный и славный
Здесь окончу я,
И со мной лишь ты, мне равный,
Да любовь моя.
Лето 1914
Давид Бурлюк
Остров Хортица
Запорожье
И прощаньем укоризной
Украшая свой досуг
За железною отчизной
Брежжет сокол-друг
КрАк могильны далей горы
Праведник пещер и трав
Исчезающие воды
Кистью – ниткой начертав
Засквози просветов далью
Засинев среди песков
Запорожскою пищалью
Утопают брюхо – ров
Стоном криком над обрывом
Юность (краска) далека
Смерть клеймит сердца нарывом
Продырявила бока
Не помогут ЭЛЕКСИРЫ
Скор приспешник и паук
Кошелька и нудной «лиры»
И раба поэта рук.
1914
Владимир Нарбут
В посиневшем небе виснут
Золотые гроздья звезд,
Млечный Пояс, как и присно,
Тянет редкий снежный мост.
А под куполом небесным
Темным станом стала Степь,
К далям черным, неизвестным
Убежала шляха цепь.
И курганы, как шеломы,
Грузно кое-где лежат,
Будто древние изломы
Скифских войлочных палат.
НОЧЬ
1
Ночь, как священник в черной рясе,
Степь обходила, рожь кропя.
А перепел в отрывном гласе
Лощине выдавал себя.
Еще мерещились колосья,
Хоть догорел закат давно.
Туманность поднималась осью,
Как с пряжею веретено.
Камыш, над мертвой речкой стоя,
Как жуткий траур шелестел.
И редко белою чертою
Болид с небес, как дух, летел…
Запруду черными платами
Мгла уж успела заволочь.
И тянет влажными плодами
Из саду медленная ночь.
Созвездья четкие сверкают,
Как давние богов следы,
И ожерелья их мигают
Так ломко-нежно, точно льды.
И в изумрудной их короне
Ночь — будто мрамор золотой —
Лежит подножьем в Божьем троне
Над изумленной высотой.
Да, там сады и грады Рая
И ангелов лучистый хор…
2
У каждого звезда. Взирая
На землю, ткут они ковер
Блестящих звезд, туманных нитей
Неясно-млечного Пути,
Куда и силами наитий
Уму вовеки не дойти!
А Август золотистощекий
Стоит в Украйне, без огня —
Загаром кожи — крутобоко
Густые яблоки красня,
И за плетнями лиловеет
Крапивы спорыньевый лист.
Но ночь покуда снами веет
В мерцаньи звездочных монист.
И пахнет тмином и плодами…
В их сладком дуновеньи Сны
Давно забытыми следами
Проходят в теремы Весны.
ОТЪЕЗД
Недолгий день, но долгий шлях
С каплицею на перекрестке:
Налет травы на куполах,
В решетке окон свечек блестки.
Уж пожелтел вербовый ряд,
Что протянулся по канаве.
Как курени, дубы горят,
Поля и межи кротко славя.
Солому срезанную нив
Связали паутины нити,
Чуть золотясь. Мой вол ленив.
О ветры, бури хороните!
Прощай, Украйна, до весны!
Ведь в череп города я еду,
И будут сны мои грозны,
Но я вернусь к тебе, как к деду.
Я — смуглый отрок. А пути
Легли в синеющем тумане.
Прости и ты, прости, прости,
Курган в щите степных преданий!..
Тоска разлучная в полях:
Связали пожени друг друга,—
Как жены с милыми в боях.
Уполз и шлях грядой до Юга.
Да и вверху — все волоса:
Сверкают ткани паутины.
И снежных облаков коса
Чуть шевелится над долиной.
Прощай, Украйна. А вдали —
Уж в землю вросшая каплица,
И купола ее ушли,
Как шара два, как жар теплицы.
И только звездочка свечи
В вечерней мгле следит за мною.
Ты мне в окошко постучи,
О ветер, раннею весною!
ЛЕВАДА
Ой, левада несравненная
Украинския земли!
Что мне Рим?
И что мне Генуя,
Корольки и короли?
В косовицу (из-за заработка)
В панские пойду дома.
Спросит девушка у парубка:
— Кто вы?
— Брут.
— А звать?
— Хома.
Усмехнется темно-розовым
Ртом — и спрячется в дверях.
И уйду Хомой-философом,
Весельчак и вертопрах.
Иволга визжит средь зелени,—
Нет, не птицы так поют.
Крокодил торчит в расселине:
Ящеричный там приют.
Свинтусу расстаться с лужею
Очень, очень не легко:
Дышит грудью неуклюжею,
Набирает молоко.
Супоросая!..
Под веткою
(Глубоко от клюва птиц)
Гадом, лысою медведкою,
Сотня сложена яиц.
Пресмыкайся, земляной рак,
Созревай, яйцо-икра!
Созревай, яйцо-икра!
Мох — не мох, а мягкий войлок:
Яйца высидеть пора.
Сколько кочек!
Их не трогали,
Их не тронут косари:
Пусть растут, как и при Гоголе…
Ты со мной поговори,
Украина!
Конским волосом,
Бульбой был бунчук богат…
Отчего же дочка голосом
Кличет маму из-за хат,
Пробираясь наугад
Меж крапив и конопляников?
А на ярмарке — одеж
Для красуль, монист и пряников
Тоже прежних не найдешь…
Украина!
Ты не та уже,
Все кругом в тебе не то…
На тебе — очипок: замужем!
Пусто Молоко: снято!..
Как же быть Хоме с левадою,
Парубку: косить траву?..
Бурсаком на горб я падаю —
В лунном бреде, наяву.
Подыму полено медленно,
Стану бить по масти ведьминой —
От загривка до бедра…
В Глухове, в Никольской, гетмана
Отлучили от Петра…
А теперь — играй ресницами
Перед свежим женским ртом
Там, за бойней, за резницами,
Где мелкопоместный дом.
А теперь — косою, жаркою
От песка (с водой лохань),
Парубок, по травам шаркаю.
Подле — реченька Есмань…
Ой, левада!
Супоросого
Края бульбу держишь ты…
Доведешь ты и философа
До куриной слепоты!
----
Одно влеченье: слышать гам,
чуть прерывающий застой,
бродя всю жизнь по хуторам
Григорием Сковородой.
Не хаты и не антресоль
прельстят, а груша у межи,
где крупной зернью лижет соль
на ломоть выпеченной ржи.
Сверчат кузнечики.
И высь —
сверкающая кисея.
Земля-праматерь!
Мы слились:
твое — мое, я — ты, ты — я.
Мешает ветер пятачки,
тень к древу пятится сама;
перекрестились ремешки,
и на плечах опять сума.
Опять долбит клюка тропу
и сердце, что поет, журча,—
проклюнувшее скорлупу,
баюкаемое курча.
Владимир Маяковский
Долг Украине
Знаете ли вы
украинскую ночь?
Нет,
вы не знаете украинской ночи!
Здесь
небо
от дыма
становится черно;,
и герб
звездой пятиконечной вточен.
Где горилкой,
удалью
и кровью
Запорожская
бурлила Сечь,
проводов уздой
смирив Днепровье,
Днепр
заставят
на турбины течь.
И Днипро;
по проволокам-усам
электричеством
течёт по корпусам.
Небось, рафинада
и Гоголю надо!
Мы знаем,
курит ли,
пьёт ли Чаплин;
мы знаем
Италии безрукие руины;
мы знаем,
как Ду;гласа
галстух краплен…
А что мы знаем
о лице Украины?
Знаний груз
у русского
тощ —
тем, кто рядом,
почёта мало.
Знают вот
украинский борщ,
Знают вот
украинское сало.
И с культуры
поснимали пенку:
кроме
двух
прославленных Тарасов —
Бульбы
и известного Шевченка, —
ничего не выжмешь,
сколько ни старайся.
А если прижмут —
зардеется розой
и выдвинет
аргумент новый:
возьмёт и расскажет
пару курьёзов —
анекдотов
украинской мовы.
Говорю себе:
товарищ москаль,
на Украину
шуток не скаль.
Разучите
эту мову
на знамёнах —
лексиконах алых, —
эта мова
величава и проста:
«Чуешь, сурмы заграли,
час расплаты настав…»
Разве может быть
затрёпанней
да тише
слова
поистасканного
«Слышишь»?!
Я
немало слов придумал вам,
взвешивая их,
одно хочу лишь, —
чтобы стали
всех
моих
стихов слова
полновесными,
как слово «чуешь».
Трудно
людей
в одно истолочь,
собой
кичись не очень.
Знаем ли мы украинскую ночь?
Нет,
мы не знаем украинской ночи.
1926
МОЛДОВА
Александр Вертинский
В СТЕПИ МОЛДАВАНСКОЙ
Тихо тянутся сонные дроги,
И, вздыхая, ползут под откос…
И печально глядит на дороги
У колодцев распятый Христос.
Что за ветер в степи молдаванской!
Как поет под ногами земля!
И легко мне с душою цыганской
Кочевать, никого не любя!
Как все эти картины мне близки,
Сколько вижу знакомых я черт!
И две ласточки, как гимназистки,
Провожают меня на концерт.
Что за ветер в степи молдаванской!
Как поет под ногами земля!
И легко мне с душою цыганской
Кочевать, никого не любя!
Звону дальнему тихо я внемлю,
У Днестра на зеленом лугу.
И российскую милую землю
Узнаю я на том берегу.
А когда засыпают березы
И поля затихают ко сну,
О, как сладко, как больно сквозь слезы
Хоть взглянуть на родную страну!..
1925
Игорь Северянин
О ТОМ, ЧЬЕ ИМЯ ВЕЧНО НОВО…
Воображаю, как вишнево
И персиково здесь весной
Под пряным солнцем Кишинева,
Сверкающего белизной!
Ты, Бессарабия, воспета
Ведь солнцем Пушкина, и без
Сиянья русского поэта
Сияние твоих небес –
Пусть очень южных, очень синих –
Могло ли быть прекрасным столь?
Итак, с голов мы шляпы скинем
И скинем с душ тоску и боль,
Ежеминутно ощущая,
Что в беспредельности степей
С цыганами, в расцвете мая,
Скитался тот, кто всех светлей,
Кто всех родней, чье вечно ново,
Все напоенное весной
Благое имя, что вишнево,
Как вышний воздух Кишинева,
Насыщенного белизной!
1933. Март, 13
Кишинев
БЕЛАРУСЬ
Фёдор Сологуб
ЗЕМЛЯ РОДНАЯ
Какая нежная интимность, —
Туман, приникнувший к земле!
Чуть слышны плески на весле.
Какая нежная интимность!
Но чей призыв и чья взаимность?
Кому хвала, земле иль мгле?
Какая нежная интимность, —
Туман, приникнувший к земле!
5 марта 1913 года. Минск — Вильна
Тихо, тихо над прадедовским прудом,
Зарастай зелёной тиной, старый пруд!
Ни Наталка, ни Одарка не придут,
Не споют унывной песни над прудом.
Сёстры милые покинули свой дом,
И в холодном, тёмном городе живут.
Их мечты уже не вьются над прудом.
Зарастай же тёмной тиной, старый пруд.
8 октября 1913 года.
Гомель, над Сожем