***

Он ей срывает розы, попутно шипы отрывая,
Постоянно шипя и пальцы к губам прижимая,
Уколотые.
Она ведь хочет, она ведь (среди четырех миллиардов) одна такая.

Она варит кофе, предварительно молотый,
Думает, куда бы пойти этим вечером, раскрасить чёртов досуг.
Кино, рестораны, фото-видео сессия и утром не на работу.
Там будет пеший забег и не один друг,
И лужи бензина в дрянную погоду,
Но пока только ложка стучит о стенки

Кружки, что он ей оставил, утром добрым.
И каждый раз боится спутать яичницу с омлетом, сделать молоко с пенкой.
И в то же время с нею дышит каждой порой.
Он говорит ей о провинциях, столицах,
Работе, кошках, черт возьми, о ветре и о «Возьми сегодня кардиган»,

А ей уже давно ничто не снится,
Ей надоел уже весь этот балаган.
Другие? Нет. Свобода? Может, но чуть-чуть,
Иль проще несвободной быть с тем, кто и с ней особо не свободен?
Объятия давно уж нежеланные сжимают грудь.

А он не может быть хоть иногда с ней грозен.
Звонить, писать – все столь обыденно и перманентно,
Что что ж…Она не холодна, она…в привычке может.
И ее чувства не на публике, латентны.
Он стерпит все, вся эта чушь, что его гложет,
Все смоется подарками, цветами, кофе и да, конечно, верой.

Она верит, что все сойдет на нет, что все пройдет,
Ведь время не является такой уж качественной мерой.
И, допивая кофе молотый, она его же автора домой совсем не ждет.