Чердынь глядит на тебя глазами Ее, говорит устами Ее,
Попроси – обнимет и впустит, прикажи – споет.
Что, Михаил, не веришь людской молве,
Что жена твоя ночью рысью лежит в траве?
Княже, слушай, слушай чужую темную речь –
От стрелы вагульской она сумеет тебя сберечь.
У княгини душа – полный духами пермский лес.
Русский князь, на кой ты с крестом-то в него полез?
Росомашьей тропой сквозь ельник идешь слепой:
«Тиче, любимая, чтобы я вышел, пой!»
«Не ходи за Камань, Михан, не ходи, прошу…»
Голоса сливаются в лиственный черный шум.
«Миша, Миша, люби меня, земли мои не трожь…» –
Говорит, и слова ее острые, будто нож,
Пахнут мхом и пеплом, землями и корой,
Ищет ртом горячим его плотно сжатый рот,
И целует – как проклинает и бережет,
И от взгляда ее у него на душе ожог,
Он в ей шепчет: «Девочка, ну пойми
Люди во все времена воевали с людьми…»
Ей времена – что тени в ночном бору,
Руки поднимет – сбегут от пОднятый рук…
Чердынь глядит на тебя глазами Ее, говорит устами Ее,
Острая, что кинжал, жгучая, будто йод,
Не одолеть ее даже любовью, тогда мечом…
Тиче Михаилу прохладную руку кладет на плечо:
«Михан, пожалуйста… Ты потеряешь все…»
Он верит – жена его вымолит и спасет,
Не верит, что отвернется и что предаст…
…Босые ноги капканом схватит зубастый наст,
И ветер дикий чужою злобой ударит в грудь.
Что, княже, труден в дымах шаманских твой светлый путь?
Лови стрелу обнаженным горлом – твоя Тиче
Больше тебе не поможет уже ничем.
Ламии сердце – капища угольЯ,
Слова – наветы, взгляды – смертельный яд,
Чердынь глядит на тебя глазами Ее, говорит устами Ее,
Чердынь тебя, князь, по желанью Ее убьет…
Любовь прошла, как летний ливень, что лил в июль
Оборвалась на равном выдохе «Лю…»
И больше некого, больше не к кому, больше не…
Так много «не», что князь живет как во сне,
И вместо гордости сына – позор и плен,
И силы кончились, чтобы заново встать с колен.
Чердынь глядит на него глазами любимой, и держит нож
У самого горла – и морок с явью не разберешь,
И впору плакать – но мужчины не плачут, ведь,
Даже когда глазами любимой посмотрит смерть.
«Михан, любимый, прости, но моя земля
Тебя не примет и никогда не смягчит твой взгляд,
Пермяков в россамашьих шубах сколь не корми
Никогда до конца не станут они людьми.
Их честь – не понятна русскому князю, тропа темна…
Миша, прости, но я тебе не жена…
Я выбираю заветы своих отцов,
Мне так больно, мой княже, тебе посмотреть в лицо…»
Подымается солнце над лесом, поет Чердынь,
Расползается черным туманом хумляльта дым.
«Миша, Мишенька, обернись, тетива дрожжит
Будет легче мне, если ты останешься жив…»
Меток Асыка – им пущенная стрела
Русского князя на выдохе догнала.
Вздрогнула ламия, вздрогнула Парма вся.
Коль не можешь стоять, княгинюшка, сядь:
Сядь и поплачь – захлёбываясь, навзрыд,
Преданный твой Михан наконец убит,
Радоваться бы ведьме, да только вот
Без Миши Тиче даже ламией не проживет…
«По мотивам сердца Чердыни Алексея Иванова»
20 июля 2018 г.