Илья Бурдынин
(Политическая дискуссия по-деревенски)
С Николаем Павловичем мы дружим, можно сказать, с самого детства, даже раньше школы. И часто вдвоём распиваем чаи, то у меня, то у него на терраске или просто в беседке, в саду. Но это когда лето, тепло, даже жарко. Всё время встречи проходят с дискуссиями, а иногда бывают и не с одним "чаем", и часто до темноты. Этому конечно способствует наше, почти соседство. Наши дома на одной улице, через дорогу. И быть вместе нас с детства заставляет какая-та необъяснимая тяга друг к другу, с годами всё более нас с ним объединяющая. Наверно все финалы, не только людские, более трогательны и красочны, чем начала. И в этот раз мы "плавно" перешли на беседу о предстоящей пенсионной реформе, а конкретнее о предстоящем повышении возраста начала выхлда на пенсию. Обсуждали и спорили, что это надо было делать в конце первого президентского срока, когда казне было легче. Николай Павлович стоял на своём, у него так и остались "большевистские замашки": для общества - коммунизм, для государства - оборона! А раньше было нельзя повышать возраст, потому что ничего бы тогда не досталось из пенсионного фонда всяким там "захарченковым" и "улюкаевым". И он неожиданно, и пожалуй даже совсем не к месту, вспомнил нашего товарища детства по школе Илью Бурдынина. Среди нас он известен был, как "Илюха-бурдын", за что нам от него и доставалось. Он был переростком и с нами начал учиться с третьего класса, когда ему надо было ходить уже, кажется, в пятый или в шестой. Жил он с бабкой и дедом на другом конце деревни, за магазином, возле пруда. Когда не было охотников с ним играть (передрался со всеми своими друзьями) тогда он набивал "запазуху" свою только что "завязавшимися" яблоками из колхозного "Данкова" (1) сада, сторожил который его дед, и шёл к нам. Такой "презент" не давал никому из нас устоять перед соблазном и, конечно начинали играть вместе. И это продолжалось до нового "разбитого" носа. Какой-то он неуклюжий, неловкий, нерасторопный был, да и агрессивный не по-детски. Всегда или случайно, или умышленно, то "лаптой", то "чижиком", то просто кулаком (он у него был уже большой, взрослый) он обязательно "отметится" и у нас. И все разговоры его сводились к тому, какой у него уже большой "кулак"; как он "вчера морду расквасил, даже Шурке-Крикунку; а сегодня набьёт Васке-Копытину" - тоже переросткам. Но тоже всегда жаловался, когда те объединялись. И, если у него фингал под глазом, то это - или дрались не по правилам, или он один дрался с ними или со всей деревней, или у него в этот день рука болела. И мы, помню, слушали с наигранным интересом его "бахвальство", хрустя наперегонки, друг перед другом "зелепухами", принесёнными им из "дедова" сада. Иногда это требовало повтора. Тогда мы забирались в этот сад сзади, от колхозного поля, набивали каждый свою запазуху грушовками, титовками, медовками, правда они все в это время были одинаковы по вкусу, и возвращались играть на выгон, если конечно "носы наши" ещё были не разбиты и мы оставались незамеченными его дедом. У них была маленькая хатка, наверно зимой промерзавшая насквозь. После, кажется четвёртого или пятого класса Илью забрала к себе мать. Никто не знает сколько классов он закончил, наверно всё-таки не много, и бабка его ещё была жива, прошёл слух, что он угодил в тюрьму и отбывал срок где-то на севере или в Сибири, и, вроде бы, там и остался, обзаведясь женой и хозяйством. Николай Павлович почему-то не к месту сравнил Илью с нами, но только до тюрьмы, чем я тут же воспользовался и перехватил инициативу.
-Да, правильно, похоже. Тогда Илья был похож на теперешних нас. Помнишь, сразу после приветствия, после "взаимного рукопожатия", были обязательные турниры борьбы и почти всегда с разбитым носом - "детская задиристость". С нами сейчас тоже самое - никто не водится просто так. Или надо постоянно напоминать "если что, нос разобью!", чтобы считались, или делать "подношения". На равных, как и Илюха, мы не можем. А на правах старшего нас никто не признаёт. Вот и приходится делать "презенты" в виде дешёвого газа и нефти, или грозиться "адом", чтобы, хоть так уважали. Если бы не было этого "богатства", или оно, вдруг закончилось бы, чем мы будем делать "подношения"? А от желающих в НАТО отбоя нет! Американцы очередь установили. А нас все боятся, как чёрт ладана! И злить сильно нас, тоже опасно. Возьмём, да и в серьёз не сговорчивому "нос начнём расшибать", гиперзвук-то есть с "Авангардом"! Нет, с Илюхой мы сейчас очень похожи! И во все эти мирные договоры и договорённости верится с большой натяжкой, как когда-то в благоразумие Илюхи. Ну как я не воспользуюсь запрещённой "дубиной массового поражения", если меня всё равно ждёт какой нибудь "Нюрнбергский процесс"? Т.е., на "кону" жизнь моя или смерть. А выбор всегда за слабейшим! Обречённость толкает на невозможность! Николая Павловича "голыми руками" тоже взять трудно. Он, мотивируя свою позицию и молодостью советской власти, и нерасторопностью нынешней, всё равно остаётся непреклонным в своих убеждениях. Хотя казалось, ну что тогда ещё надо привести ему в доказательство. Так иногда и не приходя к "консенсусу" мы, и расходимся, как и в этот раз.
Ночь неумолимо приближала, маскируя темнотой, уже, почти наступивший поздний вечер. Уже высыпали на тёмном небосклоне первые звёзды. Наступало время молодости. Мы привычно тепло пожимали на прощание у калитки друг другу руки. Наше время тоже уходило. Завтра будет новый день!
(1)- "Данков сад" - сад раскулаченного кулака, стал колхозным.