На людях твоих лежит пунктир,
Ещё чёрточки, точечки,
Многоточия,
Паузы и кляксы
(Во весь лист),
Закрывающие собой
Заметки твои на полях,
Мудрости, притчи,
Твой свет, устой и закон,
Выдыхают дух, проявляют прах,
Строят рожицы и притворяются фруктами личи.
Прах – это то, что сгорело, сгнило, стошнило.
Этим, обычно, и говорим
Как ни в чём не бывало.
Как будто мы правы.
Всяк судить по публичным делам, по деталям,
По шрамам и трясущимся рукам,
В ладонях держащих ужас тихий,
Дождавшихся Мундиаля,
А потом в поту собирать мусор и хлам,
Лечить меозит, сопли свои и чихи.
В всё потому, что издалека
Видна надвое рассечённая бровь мужика.
Его глаза - безумные,
Его тату. Его срам
Многократно ширинкой покУсан
на тУсах в парадных с лепниной, квартирах
С разбитыми стёклами:
Это прочтём по шраму
Над бровью и, знаете,
Будем не правы.
Вот незаметно перешла на «мы»,
Обобщая тебя и себя,
Обобщая нас с небом.
Будто очерчен круг,
А в нём – крест.
Это и есть приглашение
На Octoberfest:
Нам.
Тебе. Мне.
Вам.
Так и переберёмся пьяные на небо.