Тревога пробирается в умы.
Немецкий штаб не могут взять нахрапом.
Ты безуспешно силишься накапать
в большую кружку дозу корвалола.
Солдаты в одиночестве вольны,
но в связке - так ответственны. Колонна
бросается вперёд, не веря в случай.
Обречь себя на тяготы войны,
хотя и добровольно, но беззвучно,
пожалуй, лучший способ передать
любовь стране, что выдохлась, но топчет
чужие дни, ответственные ночи.
Тебя, как никогда, качает ветер.
Ты посмотри, какая нынче даль.
Твой дух в груди, но сердце - в милых детях.
Ты помнишь, как семья тебя молила:
не уходи! Как пробовал педаль
твой рыжий сын в сыром автомобиле.
Простор из плексигласовых кабин,
не нежит глаз богатством ярких красок.
Как жаль, что не представилось пробраться
к лучам и сердцевине вражьей свиты.
Сегодня небо пахнет, как карбид.
Вот - дырка в туче, будто в старом сите,
ведущая к Создателю. Пусть, мельком,
но виден фронт, что выкупан в крови.
Чуть вздрагивая, оный просит млека.
Зенитчики в беспамятстве. До ста
считать не получается. Ты правишь
в кромешный ад. И вот - на переправе
бросаешь пару бомб на вражье судно.
Зенитчики хотят тебя достать.
Они яры в такое время суток.
Но ты летишь, выдерживая дуги.
Намедни сбили "Чёрного дрозда".
Он был тебе товарищем и другом.
Не горячись! Тебя не пригвоздят
к позорным песнопениям, в пенатах.
Ты возглавляешь общество пернатых
своим могучим корпусом, чьё дело -
громить врага. Пусть пляшут на костях
твои друзья, а с ними - тощий демон,
тебе же предоставив рвы и реки.
Бездушный ветер скручивает стяг,
и тот, как змей покоится на древке.
Ты свыкся, и, конечно, новый билль
"О днях субординации с начальством"
тактично сжег: "Как хочется начаться
на плоскости, не тратя жизнь на воздух!"
Вне фронта пролегает, словно бинт
какой-то тракт. Ты чувствуешь, как в остов
бьёт вражеский снаряд. Свободно, шустро.
В кабине стало жарко. Ты подбит,
но не тревожишь лямки парашюта.