И когда у нас – подарок исписанного листа,
у других – такая жуткая, беззащитная немота…
Люди ждут, кто будет их мысли вынашивать,
пишут в комментах «автор, это прям наше»,
ощущая себя – ещё зажатей, ещё немее…
Бьются в ритмах самозабвенно и неумело,
как детишки, выкинутые во взрослость,
как рыбёшки, выкинутые на воздух,
и, вползая, врываясь, кидаясь в своё-чужое,
что им делать?! плакать и пережёвывать…
И когда мы в строчку снимся, в рифму рисуем,
то они не могут. Просто рыдают и бьют посуду…
И они так счастливы – что верят себе едва,
если кто-то словил их кайф, их несказанные слова
подобрал на дорогах – тернистых, бетонных,
снял с их душ проклятье гирь многотонных,
подобрал слова – на заброшенных просеках,
на газонах и классиках,
на историях простеньких,
на металле и пластике…
И они так щедры на вечное: аве мастеру,
аве мастеру…
Ждут от нас своего, только сами молчат,
восклицательные смайлы взрывают чат.
Там, где мы нарисуем, – они пойдут
босиком по лезвиям и по льду,
по зелёным морям и коричневым сушам,
по цветным от бензина лужам,
по охряным листьям, опаловым облакам,
по военным векам,
через белый свет, через серый чад.
Не умея сказать и не в силах молчать.
Не умея сказать и не в силах молчать.
А ведь мы, которых молчанием не казнили…
А ведь мы – по сути, идём за ними…
Мы идём за ними, идём за ними…