Ночь январская. Дождь. В палестинских песках,
где шумящее море баюкает город прибрежный,
иногда, как волна, накрывает такая тоска
по какой нибудь питерской улице в воздухе снежном.
И тогда разлинованность тихих открытых страниц,
как сокрытые тропы, уводят в картины иные,
где размыты движенья, пейзаж, очертания лиц.
И все те, кто ушли навсегда, неприменно живые.