Пятница. Пятый час Искупленья...
Опрокинулся свод
чашей перекаленной эмали.
Зной одрябл,
и прогоркл…
Замесив горизонт в желатин,
виснет солнца отёк,
перетянутый марева марлей.
Мир застыл в столбняке,
заскорузл,
и предсмертно затих…
А ему, на кресте,
в мираже пересохшего бреда,
все мерещился сад,
истонченные пальцы олив,
пепел листьев…
Он брел,
увязая в невиданных прежде,
кособоких сугробах,
занесших бездомье земли.
Выл в лощине Матфей..
Обезумев и обезголосев,
клял Творца, что смотрел
на Голгофу, не пряча лица.
Ногти впалую грудь
раздирали, кровавя в полоски,
а пророк на кресте,
все не мог додышать до конца…
Но уже высота,
передернувшись сеткой конвульсий,
заклубилась, осев _
залохматясь грохочущей тьмой,
молний рванные швы,
затянув гальванический узел,
захлестнули петлей
белизну Ершалаимских домов!..
Зубчатой бахромой почерни
стерт был Ершалаим начисто… *
( Примечание ):
«Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город…» М. Булгаков «Мастер и Маргарита»
Край черной, клубящейся грозы, наползающий на Ершалаим, смыкается с обуглившимся краем листка рукописи Мастера, который держит в руках Маргарита…
Смыкаются «вчера» и «сегодня».
*Последней фразой на угольной кромке этого листка тоже будет:
«Зубчатой бахромой почерни
стерт был Ершалаим начисто…»
«На изуродованном лице Крысобоя не выражалось ни жалости, ни
сострадания, и, казалось, что великан-кентурион способен ходить
так день и ночь, и еще день, - словом, столько, сколько будет нужно.»
М.Булгаков / «Мастер и Маргарита» /
НАРЯД НА ГОЛГОФУ («Литературный Азербайджан» 91г)
… Бичами протуберанцев,
мир выхлестан до кости.
Недвижимо встала стража.
(Туда- и- сюда – один.)
Светило горит на бляхах
вскипающим серебром.
Ты принял присяги клятву.
(Три шага, и – поворот…)
Впечаталась в грунт полого,
разлаписта, тень крестов.
Вышагиваешь – колоссом –
бездумный, солдатский долг…
И, если велит порядок,
безвинных приговорить,
ты будешь нести наряд свой,
спиной ощущая Рим.
Ни злобы, ни состраданья,
ни благости, ни греха,
мгновеньем, не испытаешь,
уверовавши в приказ.
Не тот, кем дела вершимы,
не тот, кто обыкновенн,
вышагиваешь –
машиной! –
не вождь, и не человек.
Ты – только опора власти.
Не сволочь и не садист.
В неведеньи зла и блага…
(Туда- и- сюда – один.)
Туда - и - сюда – дорожку
протаптываешь за часы,
трамбуя хрустящей крошью
подобие полосы…
Империи ссыпет Хронос
в зыбучую пыль часов,
а ты все на той дороге,
трамбуешь пятой песок.
Под маревом раскаленным,
Историю наследив,
идешь _ неодушевленным.
( Туда - и - сюда – один.)
Вышагиваешь –
не-виновен! –
карательный свой парад:
Три шага, и – остановка.
Три шага, и – поворот…
«… но один человек там все-таки был… Теперь, сидя на камне , этот
чернобородый, с гноящимися от солнца и бессонницы глазами,
человек тосковал ».
М.Булгаков / «Мастер и Маргарита» /
МАТФЕЙ
Минуты меры собачьей веры
на Бога – в чудо мгновенной смерти.
А солнце в сини заиндевело,
застыло солнце на том же месте…
Минуты меры неразуменья
Его избранья Господней местью: -
«Бегут минуты, и нету смерти!
Господь, зачем Ты их ход замедлил?»
...Бросали кости. Хитона мерку,
легионеры, давясь от смеха,
мечом делили: - «Оставил смертник.
«Царь Иудейский!», Спаситель мира!» *
Ах, если б можно, от муки смертной,
Его б избавить своей заменой!...
От неуменья полунемея,
просить у Бога Его знаменья!..
… В лицо дохнуло. Потом – заметней.
Валился запад, свинцом замешан, -
полз катаклизма, в клочкастом мехе,
бугристый сумрак, и бухал медью!..
Над местом казни смеркалось. Смерклось.
Во тьме над миром прошли кометы, -
то гроздий гнева над местом смерти
гроза сверзала с небес каменья.
Тьма рокотала, накрыв предместье,
и солнце скрылось во мгле затменья, -
клубился сумрак Его знаменья,
но мир знамения не заметил.
«Славь игемона!..» - Смертельной меткой
копье меж рёбер ударит метко,
и скажут: «Мертв Он..»,
чтоб непомерно
груз тела обвис в безлюдье мира.
Омоет руки свои наместник.
Он ничего уже не изменит.
И пусть воздаст запоздалой местью, -
Из лап креста не сорвется смертник.
*(примечание): Согласно Евангелию, во время казни Христа на Голгофе, римские
легионеры делили мечом Его хитон и издевались над Ним: «Царь Иудейский!
Спаситель мира!.. Ну что же, если сможешь, - сойди с креста!..».
Но один из них, во время начавшейся бури, содрогания земли, накатившей тьмы, комет,
прорезавших мрак, - услышал глас Творца из бури: «То есть Сын Мой Единственный!»,
и - уверовал.
*************************
…Под ветра гул, и кровель скрежет,
стянув в воронку небеса,
мир - в перекосьи застарелом -
ломала - через крест - гроза! *
Завеса Храмовая с треском
рвалась, как с раны рвется бинт…**
_И содрогался Храм от крена _
его фундамент был разбит!***
И, в зыбкой тягости прозренья,
вдруг цепенел легионер, -
тугой накат вселенской речи,
поймав в души дрожащий нерв…
Когда - через три дня - воскреснув,
очнулся мир от столбняка,
он перестал быть тем, чем прежде,
поймут народы и века.
*Гроза ломает основы мировоззрения языческого мира через балку креста.
** Во время казни, храмовая завеса разорвалась надвое.
*** Фундамент Второго Храма, во время грозы, раскололся.
Предзнаменования сбудутся через тридцать лет. Все, предсказанное Им и пророками
(«Плач Иеремии») - осуществится. Римские легионы осадят Иерусалим, возьмут его,
разрушат Храм, и народ иудейский будет обречен на Изгнание и Рассеяние, продлив-
-шееся две тысячи лет…
(СКОЛ)
«Славь игемона!»
- И – ге – мон …
Было такое.
Грунт был мерзл.
Где они?
Без вести.
Без имен…
«Славь игемона!»
- Мертв,
мертв,
мертв…
Афраний : Казнённые погребены
Всё выполнено, прокуратор.
Нет, не в канаве у стены, -
в пободии могилы братской!
(Пилат - Афраний)
Пилат:
-Напиток предлагали?
Афраний:
- Да, конечно. Он отказался.
Пилат:
- Кто именно? Кто именно, из трех?
Афраний:
- Простите, игемон, недосказал я.
Тот, кто в последний миг приговорен,
был крест занять разбойника Вар-раввы.
Га-Ноцри Иешуа.
Крест едва
веревками поднять успела стража,
он начал проборматывать слова,
какие-то… А после впал в забвенье.
Лишь иногда приоткрывал глаза,
как будто б в спазматичные мгновенья,
кому-то, что-то, силился сказать…
Он вел себя, поверьте мне, так странно.
Я видел многих, кто прогневал Рим.
Он улыбался рта опухшей раной,
и, кажется, еще благодарил…
Пилат:
- Кого?
Афраний:
- Не представляю, право. Извините.
Должно быть бредил в смертном мираже.
Я разобрал: - «Не надо, не вините,
вы никого за отнятую жизнь!..»
Пилат:
- А этот? _
глянул на Афрания _
Ну этот! _
с нотой раздражения _
что деньги получил от Храма.
_ Его зарезать угрожали?
Иуда… Да.
- В проклятом городе
вошло писать доносы в моду!
Он, верно, старец в корке корысти?
Афраний:
-Нет, игемон. Иуда молод.
Пилат
- Он молод? И имеет слабости?
Афраний:
- Одну лишь , - склонен он к стяжательству.
Пилат:
-Ну да не в этом дело.
Главное _
его зарезать угрожали!
Я даже слышал будто б вроде бы,
кошель с полученною суммой,
первосвященнику подбросили.
Подбросят… Бродят пересуды…
Какие слухи в этом городе
всех будоражат и смущают!
_ Кошель объемистый и кожаный,
причем, с нетронутой печатью.
Да, говорят, еще с запискою,
с невероятно дерзким текстом, -
мол, возвращаем за убитого,
вам эти проклятые деньги!
Скандал!..скандал!
- Какая паника,
охватит ведомство Каифы!
Но, впрочем, мне, Афраний, кажется,
ответ их будет чуть наивен:
- «Какие деньги?
- Не выплачивал
Храм никому ни малой драхмы!..»
Прекрасно!
А, по сути, главное,
что нет претензий к римской власти.
И будут деньги эти в целости.
Нет объяснения такому!
- Да, кстати, вы, Афраний, ценитесь
мной крайне в службе поисковой.
Да, повторяю, очень ценитесь
вы, как знаток условий местных.
- О службе вашей будет Цезарю
доложено всенепременно!
Возьмите перстень, в знак симпатии,
и уважения к заслугам.
А этот?.. Ну?..
- Опять из памяти
то имя выпадает глухо…
Ах да, Иуда… От мигрени вот,
их имена не лезут в голову…
Вы представляете - зарезали! -
Уж вы, Афраний, позабодтесь,
порядок в варварской окраине,
поддерживать во славу Рима.
Вас жду по окончаньи праздника,
с докладом. Не люблю сюрпризов.
Чуть не забыл! Я стал рассеянным.
Всему виной - гемикрания.
Кошель примите.
С донесением
я жду вас здесь в любое время.
Афраний:
- Вы, без сомнения, как прежде,
в догадках правы, прокуратор.
_ Так, все- таки, его зарежут?
Пилат:
- Ступайте, славный мой Афраний.
Желаю доброго пути.
Уже заканчивается праздник.
Иуду - надобно спасти.
(«Лит.Азерб.»90)
Человекобога распяли убого.
Вогнали чуть позже копье ему в бок.
- Кому ни вручи полномочия Бога,
не примет креста, так как насквозь убог..
Не в том Его сила – восторги умерьте! –
Что брел по дорогам, творя чудеса..
- Умея отряхивать мертвых от смерти,
сумел заглянуть ей с Распятья в глаза.
«Что делаешь – делай…» . Предательским потом
монеты в трагической вспрели горсти…*
- Кто, слыша их скрежет, не будучи Богом,
интимно такое мог произнести?
В толпе клокотала и пошлость, и похоть,
Голгофа тянулась на цыпочках вверх!
- Скажите, могли бы вы, будучи Богом,
отмучиться, как рядовой человек?
*(монеты в трагической вспрели горсти…)
«Что делаешь – делай скорее» - Фраза Иисуса, обращенная к Иуде
за столом Тайной Вечери...
Существует несколько версий предательства Иуды.
Корыстолюбие – самая неубедительная из них.
Эту тему развивают и Леонид Андреев в своей вещи «Иуда Искариот», и Борхес _
«Три версии предательства Иуды».
Но наиболее полно она отражена в работе Александра Меня «Сын Человеческий».
Пилат – И все люди добры?
Иешуа – Да, игемон.
М.Булгаков / «Мастер и Маргарита» /
«Люди – добры…» - Юродивый
дернул запястьем пробитым,
словно сметая в сторону
схемы риторик стоиков.
Фразы наоборотные –
зла и добра пародии.
Метят летальной пробую
Истину две дыры…
Только один юродивый
в лапы распятья брошенный,
дернув запястья крошевом,
с предгрозовой Горы,
предан людской породою,
спекшихся губ коростою,
произнесет короткое:
«Братья мои – добры!..»
(СКОЛ)
Нетрудно отрыть увлажнившийся грунт,
но на плечи тело взгорбя,
я,может быть,сам себе попросту вру,
поскольку я жив _ за Тебя.
(СКОЛ)
Магдалина, Магдалина,
не нашедшая Христа,
ночью, как колодец длинной,
в воду бросилась с моста…
А другая, сжав руками,
замусоленный билет,
первой в Бога бросит камень,
первой им завалит склеп.