Над черной Невой,
на пылающих бликах,
в волнах спящей при свете
бескрайней реки
отражались ночью тысячи лиц
и их три тысячи криков, среди которых
затесались случайно и мы.
Мысли не вяжутся в Петербурге ночью:
мы шли как сведенные от разведенных мостов — кажется, в обнимку,
а может быть порознь, но точно в плену друг дружки оков.
Ты курила, ты пила, твои глаза блестели,
ты ушла из дома, ты выкинула телефон:
мы, кажется, были счастливы,
когда на дне прозвучал знакомый рингтон.
Я курил, я пил, и мои глаза блестели,
но я не ушел из дома, ведь я его не имел:
тем днем мы с тобой нашли друг друга,
когда я приехать из Москвы посмел.
Мы смеялись и пели, мы вспоминали и помнили, мы смотрели на друг друга и по сторонам: я помню, как ты, поцеловав мои губы, чуть не столкнула меня в Обводной канал.
Мы грустили и плакали, мы говорили и слушали, и нет ничего удивительного, что об одном: мы — дети брошенного мира, и часто понимаем друг друга без слов.
Мы были счастливы вместе, от встречи до последних объятий, от в прологе смешков до в финале слез; странно прощаться, когда искренне любите, но лучше не калечить то, что вышло из снов.
Мы не искали будущего, мы потерялись сразу, как только я ступил опять в вагон,
но мы соврем, если скажем, что совсем не помним, то, как мы были с тобою вдвоём.
Мы были счастливы, как никогда раньше, мы случайно нашлись рядом с берегами черной Невы, но на то и мимолётно случайное счастье: его нельзя портить о простые мечты.