Железные провода

Я хочу вместо сердца - железные провода,
я хочу вместо рук - кибернетику и железо,
чтобы вновь опустевшие площади покидать
и в чужих обиталищах больше о них не грезить.

И шаманов не слушать, и волку не говорить
о погибшей земле и скоплениях сотен улиц,
где асфальт покрывают разбитые фонари
и в каком-то подвале надрывно кричит безумец:

"Умоляю, спасите, хозяева ста путей,
умоляю, спасите, о дети великой расы!"
А над ним - лишь обрывки и серая масса тел,
пожелтевшие ребра, ключицы, фаланги пальцев...

Я хочу вместо глаз - вычислительный аппарат:
сколько тут мертвецов, посчитать не хватает мозга.
Я бросаю на них предпоследний тяжелый взгляд,
а вверху загораются красные капли - звезды.

Нам давно говорили - погибнет земля людей,
опустеют высотки, оружие не поможет,
нам давно говорили, что вскорости быть беде,
но пока ее лапы не стали огнем на коже

и не начали рвать - беспощадно - никто не стал
покидать города, обреченные быть легендой -
только я и моя обезумевшая сестра,
но она в этом плане была далеко не первой.

Как она умирала - не помню, и где лежит,
помню лишь - говорила о вечности и свободе...
Я хочу наконец-то избавиться от души,
потому что она превращает меня в урода.

Я смотрю на погибших родителей и детей,
и во мне возрастает шипучий заряд восторга.
Нам давно говорили, что вскорости быть беде,
и теперь города - это словно сплошные морги,

санитар надрывается: "Милуйте, небеса!
Я погибну за стенами, дверь не открою смерти", -
а потом закрывает серебряные глаза.
Нас давно не касался холодный осенний ветер,

снег не падал, и дождь по дорогам не моросил,
и молитвы затихли в покинутых белых храмах.
Интересно, а я бы о чем-нибудь попросил?
А они помогли бы, проведав о наших планах?

В кобуре - пистолет, на ладонях моих - бинты,
сквозь рубашку горят золотые кристаллы сердца.
Я от века родился рассеянным и простым,
а шаманы сказали: "Теперь ты последний герцог,

повелитель погибших от голода и огня,
утешение мира, восставшего только в пепле".
И никто не спросил "а желаешь ли?" у меня,
и никто не узнал - а других переживших нет ли?

Это как договор - до конца ты обязан быть
с мертвецами и в радости, и в бесконечном горе,
и неважно, что ты бы хотел навсегда забыть,
как пылают в ночи синеватые светофоры,

как разбитые стекла блестят в голубой траве,
обагренные кровью и острые, будто скальпель,
и кричит, не смолкая, единственный человек
над погибшей женой в аккуратном зеленом платье.

Я убил бы себя, но кристаллы не одолеть,
и они покрывают все важные части тела.
Так бывает - в живых остается избравший смерть,
но шаманам до этого нет никакого дела.