Стихотворение месяца-66 - Обзор Семёна Каца

Тм Гуси-Лебеди
   1.  "И тогда зажигаю свечу... "

    Бродят тучи, пугая грозой,
    нависая лохматыми космами.
    И совсем не по-летнему злой
    ветер мечется с дикими стонами.

    Настроение – буре под стать,
    на душе – то затишье, то всполохи,
    нет желаний и хочется спать,
    но тревожные слышатся шорохи.

    Скачут мысли в больной голове –
    монотонные злые кузнечики,
    и трещат в человечьей траве,
    что не вечные мы... или вечные?

    И тогда зажигаю свечу...
    Восхищаясь фантазией пламени,
    покаянно молитву шепчу
    и делюсь не зажившими ранами.

    Всё вбирает в себя огонёк,
    добавляя в минорные опусы
    на мажор чуть заметный намёк...
    И в душе распускаются крокусы...

 

Технику этого стихотворения подпортили две вообще не рифмы – «космами-стонами» и «пламени-ранами».То есть, в сравнении с полными рифмами «грозой-злой» и «всполохи-шорохи». Как говорится, или пение или танцы.

С художественностью сложнее.
С первой строки вспоминается песня «Тучи над городом встали, в воздухе пахнет грозой...» В песне художественностью и не пахло, да и не нужна была.А в стихах о духовном влиянии свечи и молитвы просто необходима, но последняя строфа добивает её.

Может, вообще  убрать последнюю строфу?

4-3

 

2.     "Предчувствие осени"
    
    Давно не помнила лиц та, что кормила птиц,
    и шлейфом за ней вились до подъезда голубки.
    Она не знала границ, и только запах больниц
    трезвил как – "Простите, вы снова ошиблись! "
    – из трубки.

    А мы проходили сквозь её временную ось,
    И шлейфом за нами тянулись заботы да страхи.
    А нам невозможно врозь. Но ты… ты – всего лишь гость,
    и пуговиц брызги с распахнутой настежь рубахи.

    В моем измерение – дождь, в который никто не вхож:
    читать иероглифы осени – тоже наука.
    Сквозь облако – солнца ложь. Жаль, старенький плащ бескож,
    не греет… А ветер доносит:
    – "My name is Lu;ka*…"

    И будто крадётся тень, и пёрышком ласки – лень,
    И ту, что не знала границ,  уносит за тучи.
    Подробен воскресный день… О чудо! – бежит олень.
    А ветер-забавник доносит:
    – "Besame mucho*…"
    _______________

     My name is Lu;ka* - моё имя Лу;ка – (строчка из песни)

     Besame mucho* - целуй меня страстно – (строчка из песни)

 

Хорошее стихотворение. По технике можно упрекнуть за рифмы «тень-лень-день-олень».

4-5

 

 3.    "По пятницам и субботам"

    Не спорю, что был несдержан, ответив на просьбу резко.
    И ты сорвалась на крики. Могла обойтись и без.
    В процессе обмена мнений захлопнулись двери с треском,
    Да так, что дремавший Васька от страха в камин залез.

    По пятницам и субботам идут одиночки в город,
    В конце трудовой недели у них в кабаках "саммит".
    Я тоже бреду куда-то, кашне повязав на ворот,
    А та, у которой нервы, на кухне одна сидит.

    Горячие лбы остыли. Гроза не продлилась долго.
    Себя излечили средством, надёжней пустых бесед:
    Сойдясь в квадратуре спальни с моей неразлучной долькой,
    Мы быстро нашли консенсус, включив приглушённый свет.

    По пятницам и субботам съезжаются в город пары.
    Одних привлекает шопинг, другие спешат в кино.
    Мне тоже нашлось местечко на лавочке на бульваре,
    А та, у которой нервы, бок-о-бок сидит со мной.

Без замечаний и комментариев, ибо не к чему придраться.
Отмечу только лечебную ироничность в жизненных перепитиях.

5-5

 

4.     "О чём писать?.. "

    О чём писать? – Не представляю даже,
    В мозгах идеи испарились вдруг…
    Приезжий люд торопится на пляжи,
    А я опять засел за ноутбук.

    И как себе ответить на вопросы,
    Разглядывая тупо монитор.
    О чём писать?.. Пока ещё не осень,
    И солнце нагло лезет из-за штор.

    Струится пот по загоревшей коже,
    И темы вязнут в голове пустой.
    Все критики сидят без дела тоже -
    Переживают творческий  застой.

    Кого-то манят "Голубые  дали"
    А кто на даче парится с утра…
    Да вдохновенно давит на педали
    Подросшая за лето детвора.

    А может просто взять да и напиться
    Но не водицы, что стекает с гор…
    Идти на риск, коль за окошком тридцать,
    То сорок - это явный перебор.

    И предаваясь душной летней неге,
    В надежде, что привидится во сне…
    Не хочется пока писать о снеге,
    И вспоминать о прожитой весне.

    Порою и возникнет строчка где-то,
    Опять же эту рифму карауль…
    Стихи зависли посредине лета,
    И плавится над городом июль.

 

По технике всё хорошо.
По содержанию минус один балл за стихи о стихах, как будто ничего более важного в жизни нетJ))

5-4

 

 5.    "Алиса"

    Весной, когда лужи размазались по двору
    И птицы спеша мастерили из веток свой зябкий кров,
    Алиса опять провалилась не в ту нору.
    Здесь холод и тлен. Никаких Королев и Шляпников.

    И время не то. И не тот на планете год.
    Теченье реки перемен невозможно быстрое.
    Страницы из книги безжалостно ветер рвет.
    Она не сдается. Она обещала выстоять.

    Пути предначертаны. Цели ее ясны.
    Сюжет неизменен. В нем нет ничего случайного.
    Ночами к Алисе приходят цветные сны,
    И голос, до боли знакомый, зовет отчаянно.

    Она отвечает: "Сотрется с небес луна,
    И новое солнце спасет нас, мое сокровище.
    Мы завтра с тобой непременно сойдем с ума,
    Дадим завершающий бой всем твоим чудовищам.
    Храни мои сны. Смейся громче и не скучай.
    Сойдутся все карты. Осталось совсем немного".

    И Шляпник один допивает остывший чай,
    А кролик опять убегает не той дорогой.

 

Та же ситуация, что и с предыдущим стихотворением.
Жаль, что хорошая техника (кроме рифмы «сокровище-чудовищам) потрачена на кочующую АлисуJ))

4-4

 

 6.    "Самое страшное"

    Самое страшное - это
    Переезд на другую планету.
    Даже, если эта планета -
    Просто другая комната.

    След остаётся дыханий
    Тем, кто не будет нас помнить.

    Самое страшное знание -
    Знание своей ненужности.

    Мы нарисуем здание,
    Впишем в него окружность.
    Это останутся после
    Непринятые чертежи.

    Мы улетаем в поле,
    Там мы не видим межи.

    Просто во сне все равны:
    Молчальники и болтуны,
    Те, кто владеет знанием,
    Те, кто знать не должны

    Ничего о своей судьбе,
    О поражении в борьбе

    И о никчемной жизни,
    Что спиной повернулась к тебе...

 

Дорогой незнакомый автор, взгляните сами на Ваши словесные конструкции:

«След остаётся дыханий», «Это останутся после
Непринятые чертежи.», «ТаММы...».
Их надо убирать.

Не лучше с художественностью, под которой я понимаю степень воздействия на ум или чувства читатетеля, например, меня в данном случае это стихотворение не затронуло.

3-3

 

7.     "Жажда"

    Время сыплет в руки богу
    золотой песок судеб.
    В бриллиантах ли дорога,
    иль в шипах от роз, иль хлеб
    золотым зерном струится,
    грея гладкую ладонь,–
    все одно: судьба – убийца,
    и безжалостно кино.

    Строчки песен недопетых,
    шевелят мои листы:
    представляю, кто-то где-то
    одурев от маеты
    захотев святого чувства,
    в книжный дом, ворча, зайдет,
    мол, давно уж нет искусства,
    хоть поэт и валом прет,

    но давно уж не тревожит,
    сердце, душу, дерзкий ум….
    И тогда он с полки, может,
    снимет томик моих дум.
    И замрет, поймав сердечком
    одиночества мотив,–
    а потом уйдет беспечно,
    мою книжку прихватив.

 

Снова о римфмах: «ладонь-кино», «ум-дум»,  «тревожит-может», «чувства-искусства»,«зайдёт-прёт»..
И снова о спондеях или как это называют филологи: «снимет томик мОих дум.»,
«мОю книжку прихватив.»
И снова о стихах, как о чём-то единственно важном в жизни...

3-3

 

 8.    "Забубённые годы бегут…"

    Над деревней, над улицей, просекой,  полем и поймой
    Забубённые годы летят.
    И ты с грустью поймёшь,
    Что года, как патроны в незримой, последней обойме,
    И чем меньше в остатке, тем больше  любовь бережёшь.
    
    В цепкой памяти – двор, палисадник,  река и отроги,
    Деревенька, забытая Богом,  и алый восход,
    Где старушка  ждёт сына  и молится Господу Богу,
    Где  маячит в косматом тумане двухтысячный год.
    
    Рыжий пёс не виляет хвостом под замшелым навесом,
    И в ладошках пчела не спешит поднести свежий мёд.
    Дождь грибной на сиреневых ножках не бродит по лесу,
    И в объятья души – нараспашку – никто не  идёт.
    
    …Почернела от старости хата, пустынна лужайка.
    Доживала  старушка безропотно век  –  C est La Vie*.
    На скамейке дедуля прошамкал прощальную байку.
    Там  когда-то и я первый раз признавался в любви.
    
    Заросли лебедой и крапивой забор и дорога.
    Не горит над пригорком румянец вечерней зари.
    Лишь над крышей  сияет восторженный  месяц двурогий,
    Да Медведицы ковшик висит на трубе до поры.
    
    Вот и тучка – не тучка, а конь белогривый с уздечкой,
    На елани, где сочные травы, пасётся без пут.
    С небосвода луна  величаво  спускается к речке,
    Как  блестящий, загадочно-жёлтый  в ночи парашют.
    
    Спит деревня моя, спит в духмяном  кипрее избушка.
    Сладок сон, как чубатого детства берёзовый сок.
    Но, увы, не согреться  любовью и лаской старушки,
    Не услышать в тиши материнский, родной голосок.
    
    Не чирикает  ныне воробушек песенку звонко.
    Улыбаясь в усы,  не наточит  батяня косу.
    Так хоть ты улыбнись, кареглазая  наша девчонка!
    Погляди,  как  зорянка  клюёт  на рассвете  росу,
    
    Как небесную синь бороздит журавлиная стая,
    Разнося по отрогам пронзительный плач тишины.
    До весны эскадрилья пернатых на юг  улетает,
    Оставляя на память крылатые  песни да сны.
    
    Точно так над деревней,  над улицей, полем и поймой
    Забубённые годы летят.
    И ты с грустью поймёшь,
    Что года, как патроны в незримой, последней обойме,
    И чем меньше в остатке, тем больше любовь бережёшь.

Хорошая техника – ничего не скажешь.Чувствуется рука мастера.Разбить бы на три стихотворения единого цикла – не пришлось бы последней строфой повторять подзабывшуюся первую.

5-4

 

 9.    "В мечтах о Том самом..."

    Старинный дом величествен и гулок,
    глядит подслеповато в переулок
    десятком окон с выбитым стеклом.
    Ещё цела на крыше черепица,
    но стенам и полам давно не спится -
    скрипуче вспоминают о былом.

    О праздниках, что были здесь нередки,
    о ёлках, мандаринах и соседках,
    которых приглашали на пикник,
    о детях, что шалили и смеялись,
    о зеркалах, в чьём призрачном сияньи
    свечей тонули мягкие огни.

    О доброте рачительных хозяев -
    при них дрова везли во двор возами,
    и был покой, достаток и уют,
    и календарь тогда худел неспешно,
    и ночь была совсем не тьмой кромешной,
    а сонной сказкой, где сверчки поют.

    Хоть этот дом давно не посещают,
    но кажется, что всё начать сначала
    могла бы жизнь среди дубовых стен,
    ей только человека не хватает.
    Дом смотрит в окна - и в мечтах витает
    о скорой встрече с очень нужным Тем...

Просто понравилось, и всё.

5-5

 

10.     "Немножко грустного абсурда"

    Неслась я на велосипеде
    По длинной и мутной реке.
    "Смотрите, а кто это едет?" -
    Кричала толпа вдалеке.
    Тогда, пересев на кораблик,
    Я стала взмывать в небеса...
    Толпа наступила на грабли
    И сонно протёрла глаза,
    Но имя запомнила... К счастью,
    Непросто забыть красоту!
    Они нанесли на запястья
    Мой образ посредством тату.
    О, как я играла на домбре
    Не правой, а левой ногой!
    На фоне заката, как кобра,
    Ползла по канату нагой
    Над каменным городом...
    "Браво!" -
    Кричали пигмеи из лож.
    Я лесть принимала за правду,
    Хотя понимала, что ложь!
    Я знала, за старой кулисой
    Есть новый кумир... и давно,
    Рождённый для бравурных рисков,
    Умеющий многое, но...
    Мой город сверкал акварельно,
    Сжигая меня, как чуму -
    И я положила на рельсы
    Себя в наказанье ему.

 

Эх, автор, правильное ударение «бравУрный»..
В остальном – впечатлило.

4-5

 

 11.    "Когда наивность детства на излёте…"

    когда наивность детства на излёте
    поймёте инь и янь куда вам деться
    и друга навсегда себе найдёте
    нет не лелеять пустяки амбиций
    а просто чтобы с кем-то поделиться
    эмоциями раненого сердца

    прошла влюблённость первая как будто
    судьба всех разбросала не жалея
    не меркнет связь душевного дебюта
    тогда друг другу поверяли боли
    и чувства чистые не траченые молью
    с ней дружба детства всех других живее

Трудно осуждать «эмоции раненого седца», но и принимать их всерьёз невозможно.

4-4

 12.    "Молитва"

    Где святой любви граница?
    Где добра щепоть?
    В мире столько зла творится –
    Ты молчишь,
    Господь.

    Не противишься покуда
    Смертным жалам кобр.
    Значит, ты подвластен худу
    И совсем
    не добр?

    Или слабости подвержен
    В царстве райских гущ?
    Но тогда с дырявой мрежей
    Ты не
    всемогущ!

    Коль не можешь и не хочешь,
    Коль и сам жесток,
    То какой тогда ты Отче? –
    Никакой
    не Бог…

 

Круто!

Хотя и богохульственно...

 

4-4

 

13.     "Июльское"

    Июль совсем не время для стихов,
    Расплавились и рифмы, и аккорды.
    Стихи скучны и хмуры, словно лорды,
    Оставшиеся в ранге женихов.

    Cтихи меня с собою не зовут.
    Им не хватает силы и везенья
    Найти, где отдыхает вдохновенье.
    В июль его искать – напрасный труд.

    Наверно, проще будет переждать,
    Пока дождем умоются дороги
    И рифма запоет в последнем слоге,
    И осени наступит благодать.

 

Стихи о стихах – последнее прибежище неверной Музы.
Не могу их оценивать высоко, но к «пуговицам претензии нет».

4-3

14.    "Столетнее счастье"

    Пахнет антоновкой, мёдом, корицей.
    Тень предрассветная просится в дом -
    здесь так уютно. Она отоспится
    рядом с пушистым лентяем-котом.
    И, потянувшись полоскою света
    за пятикратным бодрящим "ку-ку",
    явится в кресло персоной с газетой.
    И улыбнётся светло старику...
    Он с ней знаком, и она - постоянна.
    Их отношения длятся "сто лет".
    Как-то давно рассмешил несмеяну.
    Как-то давно получил "да" в ответ.
    В вазе, как прежде, букетик левкое.
    Запах цветов не слабеет в тени.
    Время бессильно - их в памяти двое
    утро встречают в "столетние" дни.
    Он прочитает неспешно газету.
    В чайные пары добавит медку...
    Тень растворится, как прежде согрета,
    не забывая свой путь к старику.

Это стихотворение до меня достучалось

5-5

15. "Свобода боли"

 - Слышь, братан, ты крылышко доверчивай.
   И цепей поболе, паразит.
   Он на дыбе не такой доверчивый -
   вырвется и громом поразит.

   Ну а ты, сестра, давай, заманивай;
   позже ляжем - раньше не уйдём.
   Сколько на перину нужно ангелов
   станет ясно опытным путём.

  ***
 
   К чёрту - небеса, к серафам - адино,
   сам решай - спаси или убей.
   Станешь лишь отбросив то, что дадено,
   самым человечным из людей.

ЗдОрово!
ПС
Похоже на Юрия Семецкого или на Игоря Брена...

5-5

16. "Возвращение"

                В час вечерний, в час заката
                Каравеллою крылатой
                Проплывает Петроград…
                Николай Гумилёв
 
В час вечерний, в час заката
бьёт вселенское стаккато —
то ли капли, то ли пули — по стеклу.
За окном грифоны стынут,
у решётчатого тына
стерегут адмиралтейскую иглу.
 
Сапоги вохры грохочут.
По жестянке водосточной
льёт вода.
Посмотрев в лицо костлявой,
не предашь ты жизни славной.
Остальное — ерунда.
 
...На листок коровка села —
Божий знак — такое дело,
Николай.
В час вечерний, в час заката
строк твоих звучит легато...
Так и знай.

Ничего не могу поделать – поток хороших стихов!

5-5

17. "Мой одноразовый Икар"

Мой одноразовый Икар приносит мне купон в солярий.
Но нет, броня моя крепка, мне жарко даже в Заполярье.
И топик липнет на соски, но если снять, то выйдет спорно -
от тёплой колы и тоски бегу, как девственница в порно.
 
Подруги спорят и шумят, но, шило выменяв на мыло,
под слоем кремов и румян не могут скрыть всего, что было.
А было тошно и смешно, и романтично, и паскудно –
вся жизнь - как цирк передвижной, "Титаник", и под койкой судно.
 
Цветы, мерзавцы-женихи, надежды, свадьбы, ипотеки,
Наивно-жалкие стихи, и Капулетти, и Монтекки.
Джульеттин жребий - борщ да щи, да сын в детсад, да баба с воза.
Хорошей рифмы не ищи, пиши отважным матом прозу.
 
И если твой "Титаник" в рейс идёт под бодрые фокстроты,
а твой Икар растаял весь, как мёд протёк сквозь счастья соты –
держись, на долю не пеняй, подруг не слушай, будь счастливой.
Спиши ошибки на меня, и айсберг - пусть проходит мимо.

Насчёт художественности – не знаю, но с техникой всё в порядке.

5-4

18. "Зимнее"

Семенить, считая дни,
Перешагивать недели...
Пуговицы застегни!
За окном - скрипят качели.
Новостройки, серебро
Свежевыпавшего снега,
И Макдональд, и бистро,
Всё - иное! Кроме неба -
Так же, (сколько лет назад?)
Потемнеет в шесть, под вечер.
И молчишь. Глаза в глаза -
О своём, о человечьем.

Либо семенить, либо перешагиватьJ)))

4-4

19. "Ночной залив"
 
Вот тьма спустилась на залив,
и город вдалеке растаял,
и сердце больше не болит,
и мы друг в друга прорастаем.
 
Как будто не было утрат,
под нежным небом звёздно-ясным
резвимся в море до утра -
наги, беспечны и прекрасны.
 
Она молчит, решаясь на
невинный сексуальный подкуп
и обнимает как волна
перевернувшуюся лодку.
 
И чайки в тьме растворены,
и сосны за спиной чернеют.
Любовь без привкуса вины,
и счастье быть с одной лишь ею.

«ВоТТьма...», «ясным-прекрасны», «в тьме» надо бы подработать.

3-4

20. "Горгоновое"

Горгоны привыкли с детства
На все закрывать глаза.
Проснуться, поесть, одеться,
Принять Прозак*.
Из дома почти без мейка:
Помада и тушь, чуть-чуть.
Упрямая прядка змейкой
Ползет к плечу,
Волнуя мифологемных
Героев: "Люби!... Убей!"
Качает "аид" подземки
Богов, людей...
Грохочут во тьме вагоны,
Глуша подсознанья крик:
"Не схема -  портрет Горгоны!
Очнись!  Смотри!"
А в городе каменея
От сводок по РБК
Рядами идут Персеи
С зеркальцами
в пиджаках.
----------------------------
*Прозак - антидепрессант.

Персеи идут рядом с одетыми в пиджаки зеркальцами...
Конечно, автор не имел это в виду, но словесная конструкция на эту картинку наталкивает.

4-3

Удачи Вам!
Семён Кац