Заявление в прокуратуру откровение

Валерий Иванович Капранов
Аннотация к драматургическому произведению

Монопьеса

В одном действии

“ЗАЯВЛЕНИЕ В ПРОКУРАТУРУ”
(ОТКРОВЕНИЕ)

Героиня нашей истории попала в страшные обстоятельства. Не по возрасту перенесла ужас ада. Но только после этого, оставаясь со многими противоречиями, по-взрослому задумалась о смысле жизни.



Валерий Иванович Капранов
2018 год

«ЗАЯВЛЕНИЕ В ПРОКУРАТУРУ»
(ОТКРОВЕНИЕ)

МОНО ПЬЕСА

ОДНО ДЕЙСТВИЕ

Для любого действующего лица, в любом возрасте. Включайте воображение.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ОНА– девушка 16-17 лет.


 Я? Заявление. От меня. Прошу, примите…  Но это совсем немного, о чём могла… Хорошо, прочитаю сама. Только вы помогите, пожалуйста. Накажите их… А я не издалека… И не могу конкретно. Я хочу, чтобы вы поверили мне.

 Нас у матери три дочери. (Прислушивается). Ближе некуда! А чё Вы меня сами перебиваете! Просите, чтобы я прочитала, а сами!.. Мне? Шестнадцать, почти с половиной. Нас у матери трое, три сестры. Я младшая.

 Было скучновато. Подруги куда-то подевались, как назло, Ленок с Моськой. Почему-то мне их не хватало. Хотя с подругами всегда были сложности. Какие-то туго думные они. Не с кем поделиться, только сплетни одни. А чё Вы опять перебиваете. Не могу я иначе. (Собирается с мыслями). В тот день я, как обычно, гуляла, шла по городу, по тротуару. С моря дул холодный ветер–моряна. Срывалась изморозь. Колючая такая, обжигающая. Казалось, что я человек в футляре. Слышала, что рассказ есть с таким названием. Может, это про меня?

 Остановилась машина, такая, ничего себе. Там сидели парни, взрослые. Один из них был знаком мне, но даже более мне знаком. Почти мой ровесник. Навязывался постоянно, свою дружбу предлагал. Говорил, чтобы из пацанов, кроме него, ко мне никто не подходил. Его все “Бешеным” зовут. Найдите его, он всех покажет… А, я не учу. Короче, шла я по тротуару, никого не трогаю.

 Вдруг машина, из неё Бешеный кричит мне: “Давай, садись, покатаемся!” Какой покатаемся, думаю себе. Дело к вечеру. Всё же мамочку тоже побаиваюсь. Иногда так врежет. Ненавижу её в этот момент, но, вроде как, и не сильно обижаюсь. Наверное, всё же люблю, она ведь мама. “Не, –говорю. –Я спешу, никак не могу. И с какой стати?” Он мне: “Садись, сама знаешь, что будет. Долго уговаривать не буду”. В последний раз он мне такую расправу устроил в очередном подъезде, что при воспоминании молнии перед глазами. Но все же отвечаю ему: “Нет, никак не могу, спешу”. Сама побыстрее уходить, но не тут-то было. Он как пантера в два прыжка оказался передо мной. Сам страшный, плюгавый, маленький, куревом и перегаром воняет. И так вежливо говорит: “Пойдём, дорогая, тебя никто не обидит, ведь я же с тобой. А за тебя я кому хочешь, что хочешь устрою”. “Что за дела?” – спрашиваю. “Не надо ничего никому устраивать. Я иду домой”. “О, мы как раз в твою сторону, садись, довезём”. И такой, отходит, давая мне право выбора. Ну, я с дури долго не стала себя уговаривать: “Если до дома, то давай”.

 С этого момента всё и началось. Он так услужливо открыл мне дверь, подтолкнув слегка в салон машины. Сел следом за мной, сильно захлопнув ею, то есть дверью. “Поехали”, – скомандовал он. Машина рванула с места и развернулась так, что завизжали, пожалуй, все колёса. Я оказалась среди небритых мужиков. В салоне пёрло кислым потом и перегаром. Тачка неслась по улицам в сторону моего дома. Но какое-то волнение и тревога закрадывались внутрь меня. Я себя успокаивала, ведь мы еще к дому даже не приблизились. Ложная тревога. Да, так и есть. Я, просто накручиваю на себя. Стоило об этом подумать, как машина поравнялась с домом. Стала притормаживать.

 Фу, Слава Богу! Вот я дура! Оказывается, они хорошие ребята. Я стала себя винить, что плохо думала о них, и зря тревожилась. Но не тут-то было.  Машина уже с бешеной скоростью неслась, удаляясь от дома. “Остановите! Остановите, пожалуйста! Остановите, пожалуйста! Вы проехали мой дом. Вон мама бельё вешает. Ну, пожалуйста, меня ждёт мама! Меня ждёт мама! Я посмотрела в глаза Бешеному: Ведь ты же обещал!” Он отвернулся от меня, и тупо уставился в окно. В этот момент раздался грубый мужской хохот. В салоне громко зазвучала музыка. Их было четверо. Бешеный сидел справа от меня. Ко мне потянулось множество рук.

 И тут я почему-то вспомнила о подружках. Странно, обычно я про них вспоминала, только когда уж совсем мне было скучно. А здесь ни про маму, ни тем более сестёр. Никого, только Моська с Ленком. Ну почему мы сегодня не вместе? Были бы вместе, вряд ли кто посмел бы так сорваться на меня. В голове всё смешалось. Разные мысли, картинки, так быстро сменяли одни другую, что я в машине, на какое-то время никого не слышала, не видела, и не чувствовала наглое лапание моего тела. (Прислушивается.) Никакая это не игра воображения. Были бы вы на моём месте, посмотрела бы я на вас. (Прислушивается.) Если вы на своём месте, тогда должны меня понять. А не “утрырывать”. Кое-чё знаю и смысл этого слова в том числе. (Заплакала.)

 Сёстры – гадины. Только о себе и думают. Радовались в душе, это я уж точно чувствую. Лебезят, как будто переживают, а сами в душе торжествуют, что получила по заслугам. Они долго мечтали, когда мне кто-нибудь вправит мозги. Ну, вправили?! Ну, радуйтесь! Только от этого ничего не изменилось. Ещё хуже стало. Ненавижу их. (Пауза.) А за что мне их любить? Да! С детства я такая упрямая. Если что-то мне не нравилось, сразу "становилась в позу". Закатывала истерики. Помню, маленькой была, иду с матерью из садика, хочу мороженое. Она не покупает. Падаю на тротуар и начинаю реветь. А что, через это многие проходят, кто больше, кто меньше. (Пауза.) Вы, извините, пожалуйста. Но, можно я Вам выскажусь, мне некому больше. (Утирает глаза.) Спасибо.

 За свою короткую жизнь, с недавнего времени, стала задаваться вопросом. Почему мы без отца? Почему? Ведь он живой, здоровый. Одно сейчас понимаю, если бы жил он с нами, то со мной этого не случилось бы. Мать всё нам твердила, что он "прости-прощай", ну ****ун, в общем. Ни одну мимо себя не пропустит. Да ещё и алкаш голимый. Не знаю, правда это, или нет? Но я помню, как брал он нас всех на стареньком москвиче на рыбалку, за грибами. Представляете, полный багажник шампиньонов, класть уже некуда, а мы всё собираем и собираем. Такой азарт, такое наслаждение. А природа! Мама раскинет плед, разложит в центре него хлеб, мы тут же тянем ручонки. Консервы там, яйца варёные, картошку. Но больше всего мне нравилась курочка. Особенно когда косточки обгладываешь. Да, отец с нами не сюсюкался. Был строг. Конечно, он хотел сына, в этом мы все были убеждены. Но, видимо, он смирился с нашей женской командой. Не знаю, как другие, но я чувствовала его любовь к себе. Он с такой нежностью и осторожностью брал меня на руки. В это время я ощущала какое-то невероятное тепло. Его дыхание, запах. Обнимала его шею, клала свою голову на плечо. А про себя говорила: “Мой папа, мой папа, мой папочка”. Я даже ревновала его, когда он брал на руки моих сестёр. Они наверняка испытывали подобное, что и я. Но казачья кровь в нём чувствовалась всегда. Папа был сдержан, малословен и конкретен. Наверное, от него в моём характере что-то есть. После грибной охоты (так называлась наша поездка) мы вчетвером, в течение двух дней определяли урожай. Мыли, чистили, резали, мариновали, жарили, угощали соседей. А отец в это время лежал на диване, смотрел телевизор, читал газеты, иногда, правда, куда-то выходил. А мать ворчала: – “Бездельник, лентяй, развалился в своё удовольствие. Легче всего крутить баранку, привёз – отвёз. Лежит, сил набирается, чтобы по своим бабам поехать. Алкаш несчастный”. Мы молча помогали матери и впитывали то, что она нам внушала, хотя знали, что у папы ночное дежурство. Он водителем-слесарем работает в газовой службе, всё время на аварийной городской машине. Да вы его тоже должны знать. Машина с будкой, а на ней большими красными буквами 04 написано. Да, я его дочь. Нет, но вы скажите, как алкаш может работать всю жизнь на такой работе? Какое начальство его будет держать. Да и сам он не удержится. А "****овать" в будке на железках? Извините, с бабами общаться. Когда он узнал, что со мной случилось. Он потерял дар речи. Стоял в оцепенении. Так говорил мне зять, муж одной из сестёр. Зять имеет прямое отношение к этому заявлению. Это он настоял, чтобы я пришла к Вам.

 Думаю, почему у нас в семье мужик - не мужик? Ну, то есть он нужен, как вот, чтобы был. Но как муж не обязательно. Мать с отцом так и поступила. Выжила его из собственной квартиры, которую он заслужил. Она у нас из трёх комнат. Долгое время отец мыкался по знакомым, а потом встретил хорошую, добрую женщину. Представляете, с таким же именем, как у матери. Они жили в частном секторе. Отец завёл бычка, кроликов, кур. Ну, хозяйство, в общем. Это мне знакомые говорили.  А потом я сама там была. Когда моя средняя сестра замуж вышла. Её муж очень высоко ценил понятие семьи. Не зря они с ней венчались. Он, когда узнал всю правду об отце, то всячески старался, чтобы мы наладили с ним отношения и даже попросили у него прощения. Только жалко отца с его женщиной. Умерла она. У неё был рак груди. И сейчас не знаю, где отец бомжует. Но зато работает на той же работе. Видела его за рулём машины с номером 04.

 Теперь понимаю, почему мать возненавидела зятя. Он всегда говорил правду. И всё сбывалось. Вообще сёстры у меня дуры. Побросали своих мужей. Такие парни были. И ведь дети остались. Всё слушали мамашу. По её указке жили. Она, как наслаждалась этими раздорами. Теперь я понимаю, что её греет. То, что она не одна такая. Сама одиночка, и дочери так же. У неё поговорка, как девиз: “Я не пропала, и вы не пропадёте”. К чему это и зачем? Что за наставления? Вот я и думаю, откуда это у тебя, мама? Зачем ты это делаешь? Всё ли у тебя в порядке с головой? Сама не ям, и другим не дам, что ли? 

 Добилась, что старшая сестра выгнала своего мужа в непогоду. Афганец, медали имеет. Ну и что, что пил. Это еще посмотреть, кто из них больше, а кто меньше, и почему. Вместо того, чтобы до конца и в счастье, и горести… А она так мерзко, нагло и хитро обошлась с ним и его родителями, родственниками. Если всё рассказать, это отдельная история, книгу можно написать о том, как надо разваливать нажитое и семью. Хотя сама и смогла, что родить двух сыновей. Конечно, это заслуга. Но потерять однокомнатную квартиру, которую муж получил, как участник Афгана, а потом взять опекунство над его дядькой-инвалидом, которому по наследству досталась трёхкомнатная квартира. Полностью рассориться с его родителями и на пушечный выстрел не допускать их туда. Что за махинации? Это же бесчеловечно! Я не ищу виновных в моей проблеме. Я просто хочу понять, почему со мной и почему так? Меня никто в машину не сажал, я сама. Но почему сама? Что предшествовало тому, что я сама? Если бы я не села?

Вот теперь я и думаю, казалось, мелочь, мелочь... Так именно мелочь является составляющей чего-то громадного и порой необратимого. От какой-то маленькой пружинки в механизме зависит вся его жизнь. Как только отказала моя пружина, я села в машину. Что и есть в моём случае. И поэтому вся моя жизнь перед моими глазами. Бегут, бегут, мелькают, как окошки поезда, как ленточка в кино. И ничего я не могу поделать.

Случай, который произошёл со мной, заставил меня повзрослеть. На всё происходящее я стала смотреть другими глазами. Да, я повзрослела! Иногда смотрю в зеркало и не узнаю себя. Пытаюсь говорить с отображением, и ловлю себя на мысли, не сошла ли с ума. У меня появились седые волосы. Что, я стала стареть, или это результат моего потрясения? (Прислушивается.) Нет, к психологу больше не пойду. Я была у него. Ничего полезного. Какие-то анкеты, какие-то дурацкие вопросы. А я хочу высказаться! Чтобы меня выслушали! Я должна понять, почему так? Я хочу доброго, тёплого слова. Только зять средней сестры какой-то не такой. Вижу, он искренно сочувствует мне. Внимательно выслушает, с осторожностью, что-то подскажет. Даже заявление в прокуратуру помог мне составить. С подругами не общаюсь. Ушла в себя, замкнулась. Всё думаю и думаю. Иногда внутри появляется такое ощущение, что я люблю маму, сестёр. У меня из близких больше никого и нет. Но прихожу в себя и чётко понимаю, что не хочу с ними не только общаться, но и видеть. Сейчас во всяком случае. Для матери как будто ничего не произошло. Представляете, как она достала среднюю сестру. А та уши развесила. Мать ходит по городу и обсуждает со знакомыми, как разведёт дочь с мужем. Странные люди. Им что, делать больше нечего, как "драконить" её, поддерживать. Ох и народ у нас. Спросили бы у неё лучше, "ты чокнутая"? А они ждут огня, крови, несчастья. Им что, на душе легче становится, или баксы за это получают? Ну, народ! Представляете, что она говорит? “Она молодая, красивая, должна для себя пожить, в своё удовольствие. Хитрец, затащил её под венец. Я не пропала, и она не пропадёт”. А у сестры уже двое детей, мальчик и девочка. Очень на отца похожи.

Хватит, наверное. Со старшими племянниками что сотворили? Полностью против отца поставили. Видела я его случайно, на улице. Прошла сквозь зевак, а там он. Лежит на животе, всё тело судорожно дёргается. И гребёт, гребёт руками землю. Руки чёрные, а из-под ногтей кровь. И такой вой, страшный вой, пожалуй, волки так не умеют. Как будто он не один, а таких несколько и наперебой, наперебой. Отрывает лицо от земли, а оно всё мокрое, как будто в грязном месиве побывало. Всё мокрое. Оказывается, это были слёзы. И сопли с землёй забили нос. А он всё гребёт и гребёт, как будто в земле спрятаться хочет. И такое рыдание, такой вой. Я сначала испугалась его, а потом зарыдала. Упала перед ним на колени, плачу. Развожу руками и не знаю, что делать, а он поднимает голову, глаза залиты, залиты. Он ничего не видит, не узнаёт меня. И тогда, я хватаю его голову, обнимаю её, и говорю: "Что ты, что ты, это я". И так притягиваю его к себе, хочу больше обнять, успокоить. Я не уверенна, узнал он меня, или нет, хватает резко мои локти и так плачет, и так плачет. Весь свернулся в комочек, дрожит, прижимает голову к моим коленям и опять, как завоет. И я вместе с ним вою и рыдаю, вою и рыдаю. И вдруг, какие-то руки светлые, это, оказывается врачи в халатах. Забирают его, чем-то колют, кладут на носилки. Мне делают укол. Слышу голоса из толпы: “Алкаши напились, белая горячка”. А врачи: “Он совершенно трезв. Видимо перенёс сильнейшее потрясение”. В этот момент я потеряла сознание.

 Теперь за младших племянников взялись. Хотят сделать роботов. Всю память об отце уничтожить. Точно, как и с нами она поступила. Сердце моё разрывается. Ненавижу и хочу любить её, она же моя мама. Жалко мне её. Я хочу ей помочь. Да, точно, я ей помогу. Во-первых, я не буду её слушать, как мои сестрички. Я обязательно выйду замуж. Рожу детей. И буду мужа любить, любить, любить. Буду любить, даже если мне изменит. А что, если так разобраться, на мне вообще никто не должен жениться. А чё вытворяют молодые девчонки, это уже я хорошо знаю. А замужние женщины ставят рога. Лично я, пришла к выводу, что мужики девяносто девять и девять десятых процентов рогоносцы. (Прислушивается). Ну не меньше девяносто девяти. А остальные бабы всё равно живут фантазиями. Знаю я одну историю. Одноклассник по секрету мне рассказал, что мать его изменила отцу. А когда всё всплыло, знаете, что она сказала? “Интересно было узнать, в чём разница. Хотелось попробовать." Это чё, мёд, что ли на прилавке? Ваще дура, конченная. Семья распалась. Отец запил. Даже хотел повеситься. Сын не лучше меня переживает, в таком потрясении находится, что на него без слёз смотреть нельзя. Двадцать с лишним лет прожили, уважаемые люди. Образцовая семья. И вдруг решила попробовать. Вот уж точно говорят: “Бес в ребро”.

 Я не заметила, как машина выехала за город, наверное, отключилась. Видела перед собой какие-то рожи, фигуры, которые переплывали из одной формы в другую. Всё это напоминало кривое зеркало. Но оно было подобием того страха, который был представлен моим глазам. Вдруг раздаётся громкий звук играющей музыки. Она веселила всех, но только не меня. И тут я поняла, что я узница, приговорённая, и меня везут на казнь. Лучше бы не приходила в сознание, ничего не видела и не слышала. К сожалению, это было не так. Наверное, со стороны, смотрелась невозмутимою. Да, конечно, подумать страшно, мне не верилось, что это происходит со мной. Наконец, кто-то открыл окно. Сквозь спёртый запах, с трудом уловила глоток свежего воздуха. Я как будто пришла в себя, и вновь услышала дикий хохот, и лапание. Бешеный смотрел в окно. Мне вспомнилось, как однажды появился на школьном дворе. Пацаны из класса не видели его. Одноклассники как обычно шутили, заигрывали, чтобы обратить на себя внимание. Кто-то сорвал с меня шапочку, а другой выхватил портфель. Откуда он взялся? Лично я не поняла. Какое-то мгновение и, одноклассники валялись на земле. Остальные разбежались, кто – куда. Двор опустел. Такое ощущение, что и занятий в школе не было. А теперь он сидел отвернувшись от меня уставившийся в окно, как будто, что-то боялся там просмотреть.

 Море, берег. Раньше всё казалось родным. Но сейчас этого не чувствовала. Время было вечернее. Мы медленно подрулили к берегу. И когда меня вывели из машины, я узнала “наше место”. Так мы называли его в семье, потому что сюда в детстве мы всей семьёй ездили на рыбалку, отдых. А вот и камень, который для нас был столом. А здесь, если копнуть песок, спрятаны котелок с мисками. С ними мы готовили еду на костре. Я никогда и предположить не могла, что когда-то камень для меня станет лобным местом.

 Представляете высокое солнце, тёплый, чистый-чистый песок, ласковое море. На берегу можно строить различные замки. Целые несуществующие города, государства. И настолько погружаешься в эти фантазии, что начинаешь верить в свой мир, который виден только тебе. И начинаешь понимать, что чудеса происходят тогда, когда мечту видишь только ты и знаешь, как её осуществить. Под камнями, уходящими в воду, сёстры ловят сачками из марли креветок. Они хоть и маленькие, но очень вкусные. Мама заводит костёр, чтобы сварить их. Папа разворачивает спиннинги для ловли тарашки. А мы идём в воду, плескаемся, и как будто умело плаваем. Но на самом деле отталкиваемся от дна ногами. Как только начинает появляется первая таранька, становимся в очередь, чтобы снять её с крючка. Вот это азарт, вот это свобода! Обо всём забываешь, одеть на себя панаму или майку, чтобы не сгореть. Ну, а если обгорели от лучей ласкового солнца, то жди от мамы кефира, которым она смазывает наши спины. Мне это не очень нравилось. Представляете, обгоревшее детское тело и холодный кефир. О, это что-то! Так всегда наслаждались райским морем. Но наступал момент, когда ничего уже не хотелось делать, даже двигаться. Мы все прятались под натянутую простынь в виде шатра, ложились на плед и крепко засыпали. Не знаю, сколько проходило времени, нас будили, потому что была готова уха. К этому моменту мы, конечно, все проголодались. Подув на ложки с ухой спешили её съесть, ведь она была такая вкусная, приготовленная на свежем морском воздухе и с дымком, поэтому всегда обжигались. Просили добавки, а наевшись с новыми силами продолжали в очереди снимать тарашку, строить песчаные города, и конечно же купаться. И брызгались, брызгались.

 Вдруг, меня кто-то схватил и опрокинул. Это было очень жёстко и больно. Я попыталась дёрнуться, но какая-то сила меня так придавила, что не могла пошевельнуться. Один Бог знает, что они со мной вытворяли. Я им говорила: «Не надо, не надо, я же молодая, я девочка. И у меня кровь.» Но они….. Как мне было больно, как мне было страшно! Я им говорила: “Что у вас же тоже есть сёстры, матери, может дочери”. Но это их только больше взбесило. Они меня стали избивать и кричать: «Заткни свой рот, сука! Сейчас сдохнешь, как скотина, бошку оторвём.» Теперь я понимаю, почему они меня стали избивать. Им стало страшно, что на моём месте могут оказаться их близкие. Поэтому они пришли в бешенство. Вместо того, чтобы их разжалобить, я только ополчила против себя. Это были звери. Я испугалась и замолчала. Получила удар по голове и больше ничего не помню, что они со мной делали дальше, и сколько это продолжалось я уже не знала.

 Только вижу перед глазами отца. Он скручивает спиннинг, а там на каждом крючке рыба. Я хочу подойти к нему, чтобы снять её с крючков, но не могу сдвинуться с места. Он видит это, всматривается в меня пристально. Бросает удочку и ко мне. Подхватывает, а я вся дрожу, как в лихорадке, зуб на зуб не попадает. Он обнимает меня. Гладит по голове, успокаивает, целует. Потом берёт плед и заворачивает меня в него. Заносит в палатку, садится рядом, согревает своим загорелым телом. И что-то начинает шептать про себя. А мне холодно, и я прижимаюсь к папе, а он тёплый, надёжный, большой.

 Вдруг, столько много света, тепла. Мне так хорошо. И вижу в прищур глаз, что с моей стороны над нами кто-то склоняется. Чуть шире открываю глаза и вижу неописуемой красоты юношу, с ясными любвеобильными голубыми глазами. И волосы, такие светлые, переливающиеся, чуть ниже плеч. Никогда таких волос не видела. Прикасается к моей щеке своей ладонью и по телу моему протекает, какое-то, необычайное ощущение радости и тепла. И мне стало так хорошо, уютно, что я никогда такое не испытывала. Вряд ли, когда встречу подобное. Одет он был в белое, ослепительно белое. И вдруг Он меня окутывает каким-то пуховым покрывалом. Я всматриваюсь, а это, оказывается, крылья, которые были сложены у него за спиной.

 Мать говорит: “Ничего, с кем не бывает, главное - жива, а остальное всё заживёт, забудется”. Дура какая-то, на своей волне. Как забудется? Голову мне сорвать, чтобы всё забыть? Мне во снах приходит только отец. Обнимает меня, успокаивает и постоянно что-то шепчет. Но моё имя, имена матери и сестёр я чётко слышала из его уст. И знаете, он постоянно что-то просит, только я не пойму у кого. Но видя это, мне становится легче. Тяжесть, как будто оставляет меня. Мне становится хорошо, я начинаю улыбаться. И тут понимаю, что как мне не хватает любви, искренней настоящей. Такой о которой я и сама не знаю, но начинаю чувствовать, понимать через отца.

 Его терпению надо позавидовать. Ведь так как поступила с ним мать, да и мы по её указке, даже не проведали его ни разу, не поинтересовались, как он живёт. Если бы не он, нас не было бы на свете. А мы такие… Так вот, я думаю. Он не был инициатором развода, его мать выперла, а он ни к кому ни одной претензии. Живёт и молчит. Разве это нетерпение? Значит, если терпит, то любит?! Я же знаю, как он любит её и нас. Смирился со всем этим кошмаром, не преследует, не кляузничает, не ходит по углам. Мы совершенно свободны! И вот, смиряясь с этим, разве он не любит? Теперь я понимаю, что, смирившись, человек только подчёркивает свою любовь. Какую надо иметь силу воли, чтобы себя так держать. Мой отец любит нас, а значит добрый и сильный. Кстати, конечно, добрый. Если бы он не был добрым, остался бы он в сердце моём, тем более через все сплетни матери? А у меня только хорошие воспоминания. И вот я думаю, добрый, – значит любит. Не знаю простил он нас или нет? Но если даже во сне он приходит ко мне, и что-то у кого-то просит за меня, мать, сестёр, значит простил? Значит, нет обиды? Я думаю, обида, наверное, есть, но простил! А обида может быть лишь только на то, что мы сами не понимаем чего-то важного. Так вот, если простил - значит любит. Что же такое любовь? Почему мы её так хотим, ищем? Ждем ласку. После моего кошмара, в голове постоянно крутятся мысли, что такое хорошо, а что плохо? Почему существует любовь, о которой я мало что знаю, и ненависть?   Оказывается, отец у меня просто мудрый человек. Оставив нас, мы оказались в полной свободе, и можем себя увидеть не изнутри, а снаружи. И попытаться понять, есть ли у нас смирение, терпение, прощение, доброта. А я понимаю, что нет. Но ведь самое страшное, что над этим стала задумываться после случившейся со мной катастрофы. После унижения и оскорбления. Чтобы что-то понять, мы должны довести себя до такой обстановки, что жизнь уже не в радость? Хочется кричать на весь мир… Я больше так не буду! Я буду терпеливой, смиренной, доброй, всех прощать! Что я сказала? Всех прощать? Значит и тех, кто тебя не любит? Даже врагов? Нет, но я могу задуматься о том, простить мне мать и сестёр, это куда ещё не шло, хотя не так просто. Они, вроде как, свои. Но врагов? Подождите, даже тех, кто надо мной так позорно, по-фашистски надругался? Нет, я этого не могу сделать. Я пришла к вам, рассудите вы…(Пауза.) Сама, я? Я хочу только любви! Я хочу только любви… (Вверх к небу разводит руками). Я хочу любить! Я хочу, чтобы меня поняли. Я хочу, чтобы меня понимали. Я хочу понимать сама всех. Да, так и есть, если мы понимаем друг друга, значит любим? (Вверх к небу разводит руками.) Я хочу понимать! Эврика! Любить, значит понимать друг друга. Быть добрым, терпеливым друг к другу, смиряться и прощать. Понимать друг друга - значит взаимно соблюдать всё это. Именно соблюдать. Тогда мы и будем взаимно понимать друг друга. А значит любить. Это же счастье!

Это что? Я начинаю понимать, что такое любовь? А если меня никто не понимает, не слышит, не терпит, не прощает, что тогда? Тогда я никому не нужна? Если я никому не нужна, то я одна? Вот так, как сейчас пришла к вам одна. Пытаюсь, что-то объяснить, доказать, а вы смотрите на меня, как на артистку и всё. А что во мне, что со мной? Вам, я смотрю, всё равно. Конечно, я же чужая для вас. Получается, и здесь я одна. Ничего себе, моя жизнь только должна начаться, а я уже одинока. Страшно остаться одной. Без поддержки, без помощи, без внимания, без понимания, без любви. Вроде, тебя окружают люди, но ты один. Вот и сегодня к вам пришла одна.
 
Брошенная на холодный, мокрый камень, я в полной мере ощутила одиночество. Холод, холод, холод, – это страшно. А хочется постоянно тепла, и отдавать своё тепло. Как этому научиться, где?

Вдали мерцали огни города.

Иду я вдоль берега, как… ног не чувствую, будто на двух протезах. Вою! За что? За что? И вдруг плюхнули об меня брызги морской волны. Не могу вдохнуть. Потом, еле-еле открываю свой порванный рот, и ловлю глоток свежего воздуха. А мне всё мало. С трудом задираю голову вверх, шею ломит, затылок раскалывается, а я всё стараюсь схватить воздух, чтобы больше, ещё и ещё. А он такой чистый, чистый, как никогда! И вдруг пошёл дождь, колючий такой, обжигающий. И, я, за что? За что? За что, Господи? За что, Господи?! За что, Господи?!! За что ты, Господи, меня так наказал? Ведь я ещё маленькая. Ведь я ещё совсем маленькая. (Плачет. Пауза. Прислушивается.)

Ни к вам?.. Куда?.. (Оглядывается.)

В церковь?.. (Оглядывается внимательно по сторонам. Смотрит вверх. Задумалась. Уходит навстречу яркому свету, подбрасывая вверх листы с заявлением).

Конец.