Он мрачный в комнату вошел,
Снял со стены ремень.
– Ну, говори? Не ври! Еще б
Ты врать отцу посмел?
И в белой ярости, мыча,
– Ах, ты здесь не при чем? –
С оттяжкой полоснул с плеча
Меня он тем ремнем.
Его увесистый кулак
Мне хрястнул по зубам
Как еж скрутился я в клубок
И на ковер упал.
Мне было лет, наверно, семь.
Я плакал. Я кричал,
Не понимая, что за месть
В отце ко мне была.
Он бил меня, наверно, час,
А может быть все два.
Он медной бляхою бренча,
Орал мне, что я тварь!
За печкою топчан стоял.
На нем я тихо умирал
Прости меня, что простынь, мам,
Я кровью замарал.
Спасибо маме, что она
Мне порох с варенцом
На раны рваные лила
С ты-ся-че-лист-ни-ком.
И я не знаю до сих пор
За что я был избит?
Что "татарчонок", мама, твой
Такого натворил?
Вновь из далёка-далека
Я слышу крик тот мой:
-За что же ты, отец, тогда
Так поступил со мной?