Отвергаю государство... -17

Борис Ефремов 2
ОТВЕРГАЮ ГОСУДАРСТВО,
КОТОРОЕ ОТВЕРГАЕТ МЕНЯ

Анализ наших бед

19.

ИЗ АНАТОЛИЯ СТАРШЕГО ОПТИНСКОГО

Самое надёжное спасение тебе одно —
терпи всё, что Бог пошлёт: доброе и злое.

28.01.18 г.,
Преподобных Павла Флоренского
и Иоанна Кущника

... Не думал, что завершающая работа окажется такой трудной и неподатливой. Ясно было, что три моих избранных автора далеко не копии друг друга, что много в них отличий и различий, но чтобы до такой степени они расходились по мыслям, чувствам и стилистике, по отражению в них нашего времени, по воздействию его на них, —  не предполагал. Однако преподобный Анатолий Старший советует терпеть всё, что Бог посылает, — будем терпеть. Прежде чем сесть за эссе, хорошенько поизучаю поэтов. Они стоят этого. Даже для меня, неплохо их знающего, оказались гораздо глубже и драматичнее. Но тем интереснее посмотреть на них с самой высокой точки — с точки зрения Христовой Истины. Дай Бог более пристального и объективного взгляда. А вообще-то, такой взгляд ни для кого из сочинителей не плох...

20.

23.01.18 г.,
Святителя Феофана Затворника
 
... Начну с того стихотворения, на котором прервалась наша переписка. Володя попросил прочитать только что выставленных на сайте «Козодоев», а у меня то ли работа не клеилась, то ли ещё что-то приключилось, только на просьбу я не откликнулся, и знакомец мой, видимо, крепко обиделся. А я сгоряча подумал: «Ну и ладно. Я же ведь не корректор. На свои стихи времени не хватает».
 
А между тем, знакомство наше началось так. Мне понравились стихи Володи, ему — мои. Похвалили друг друга. Куда же без этого? И вот новый приятель по интернету вдруг признаётся мне в таком, что у меня мурашки по коже пробежали. Он только что вышел из жестокой болезни (потеря памяти), напрочь забыл почти все правила русского языка, но, слава Богу, стихи снова стали сочиняться и, кажется, лучше прежнего, и нельзя ли мне взять над ним небольшое шефство, подправлять явные ошибки и подсказывать, где какие неурядицы попадутся.
 
Я взялся, и нельзя было не взяться — стихи дышали такой свежестью, которой я ни у кого не встречал, кроме упомянутого Анищенко. Но там было сплошные упадничество и безбожие, а здесь настоящая любовь к жизни. И как же её могло не случиться при болезни такой. Стихи-то писать в таком состоянии — подвиг.
 
Дела у нас , вроде бы, пошли. Владимир относился к замечаниям лучше не надо. Переделывал ляпы быстро и толково. И вот надо же было случиться нашему разладу...
 
Читал я, уже сейчас, его стихи в интернете, и материл себя последими словами. Никого не нашлось подправить отменно талантливые вещи, появившиеся с ошибками «детского» содержания. Не мог чего-то вспомнить поэт, и так всё и пошло к читателям. А читатель у нас такой — дай ему пареное-жареное, а на грамотность наплевать.
 
Сейчая выставлю то самой стихотворение, прервавшее нашу переписку. Где нужно было, немного подправил, на авторское усмотрение.
 
Владимир СМОЛЯКОВ
 
КОЗОДОИ
 
"Приходи ко мне завтра, когда
день остынет от летнего зноя;
воздух станет прозрачнее льда,
в час, когда запоют козодои.
 
Приходи! Я тебя буду ждать!
Занавески задёрну плотнее,
покрывалом покрою кровать —
всё в цветах — васильками синеет!
 
Приходи! Даже если роса
в поле выпадет, или туманы —
у меня золотая коса!
И на кофточке новой — карманы!"
 
Сумасшедшая...
Что с неё взять,
говорят, ей уже девяносто —
то смеётся, то станет кричать —
для сельчан наказание просто.
 
За околицу выйдет, и ну,
причитать станет, будто молиться —
муж её, как ушёл на войну,
да с тех пор так и не воротится. (?)
(Так не может с тех пор воротиться. — Б.Е.)
 
Ей бы, старой, сидеть на печи,
так вот нет (же) она за околицей,
то ли раненой птицей кричит ,
то ли богу какому молится.
 
Как посмотришь, туда, на закат,
где край неба багровым окрашен,
там, на взгорке, где ждали солдат,
всё руками, как крыльями (,) машет.
 
О заката калёную медь
бьёт руками, что крыльями птица —
то ли на небо хочет взлететь,
то ли, насмерть, о небо разбиться.
 
И над скорбною Русью, в полях,
в птичьи крики вплетаются вдовьи...
Смотрят женщины, смотрят на шлях,
на закат (,) истекающий кровью...
 
******
 
Остывает багровая даль,
небо светится ранней звездою,
и висит над полями печаль,
в час, когда запоют козодои...
 
Подскажи Владимиру огрехи (несколько знаков препинания, вместо воротИтся, надо — ворОтится, и всё!), он бы без разговоров подправил и шедевр вышел бы в чистом виде.
 
Надо ли объяснять, почему шедевр? Ну, для непонятливых и в поэзии неопытных. Здесь каждое слово дышит крепчайшим настоем неповторимой музыки, глубочайшего чувства, печалью, накрепко слитотой с замыслом, а сам замысел — из тех Божественных сфер, где пустых тем не бывает. И заметьте: никакого выпендрёжа, который так обожают нынешние творцы лжепоэзии.
 
Прости меня, Володя, старика старого, что я тогда отказался прочитать только что сочинённую, ещё горячую, боль сердца. Истинная эта боль, без которой нет высокой русской литературы.
 
Боюсь, что твоё исчезновение со странички связано с болезнью. Не поддавайся. Так же, как не поддавался и до нынешнего дня. Я молюсь за тебя. Ты должен это почувстовать.
 
И — слово к вам, читатель. Мало кому может не понравиться вот это стихотворение Смолякова:
 
ХОЛОДА
 
Холода, холода по ночам,
и из лужи, замерзшей до хруста,
лист кленовый, как-будто свеча,
мне мерцает, печально и грустно.
 
Поднимаются в небо дымы,
листья жгут, закрываются дачи,
— Знать не долго совсем до зимы, (—)
воробьи на заборах судачат.
 
Холода по ночам, холода,
перелётные — все улетели,
лишь воробушки на проводах:
— Чик-чирик! Скоро будут метели!
 
Я вам верю, комочки смешные,
я как вы — мал, ершист и нелеп —
и, чтоб помнили дни золотые,
накрошу вам на досочке хлеб.
 
Вот и всё. До свидания птички!
Мне туда, где гудят поезда,
на пронзительный крик электрички
ухожу, в холода, в холода...
 
Прочитав такие стихи, только руками разведёшь, да бег мурашек по спине почувствуешь. И просто всё, и ясно, и душевно. Образность, по Есенину, естественная, органичная, живая, не надуманная, плоть от плоти и кровь от крови того, о чём поэт рассказывает. Тут даже неправильное с точки зрения лексики слово «дОсочка» (надо — дОсточка) вполне уместно, как простолюдное, более мелодичное, из одного ряда с другим словами.
 
Уже это Богом данное чутьё народной речи пусть придаст тебе, старина, сил и мужества в твоей борьбе за настоящую Поэзию, потому что многие твои стихи — ПОЭЗИЯ настоящая. ПУШКИНСКАЯ.
 
А третье стихотворение я бы посоветовал местами подправить. Посоветовал настоятельно, чтобы тоже из него шедевр получился. Тема здесь наиважнейшая, злободневнейшая, наинужнейшая для России. Подточи малость, постарайся дошлифовать.
 
ОТЕЧЕСТВО МОЁ
 
Строка длинна и давит на виски
всей этой ночи. (?) Надо бы короче,
но тьма полна пустот и многоточий,
и звёзды так пронзительно близки.
 
Двенадцатого бросятся челом
бить медью календарную страницу.
Повеет прошлым: "Девушка с веслом"
и прочие, ответственные (?) лица.
 
Пусть славословят хором. Вороньё.
Мои всё больше лагеря топтали
и воевали за Отечество своё,
а слов красивых(,) видно(,) мало знали.
 
— "Расея, пажить, зеленя и бла-
бла-бла(?): — "Берёзки, сын твой, или дочка",
но ржавою колючкою ГУЛаг
сидит острее всаженной заточки.
 
Да, я своё Отечество люблю!
Не строй, не рой чиновных лизоблюдов,
что в этот день с утра елеи льют,
сияя тихой нежностью Иуды.
 
Родове всей! Всем предкам! Душам-птицам,
что стали лесом, реками, жнивьём!
Их памяти позвольте поклониться.
Они и есть —
Отечество моё.
 
Очень неудачна первая строфа. Совершенно нечётко выражена мысль. Непонятен образ «виска ночи». Если мысль не вмещается в четыре строки, на помощь можно привлечь и пятую. Может, как-то так начать:
 
Строка длинна и давит на виски
не только мне, но и притихшей ночи.
Строку, пожалуй, надо бы короче,
но тьма полна пустот и многоточий,
и звёзды так пронзительно близки.
 
А строфа, чутьё поэта не подкачало, необходима для передачи абсурдности нашего совсем заболотившегося постсоветского времени.
 
Не сразу догадываешься, почему двенадцатого числа (Дню Конституции РФ посвящается — под заголовком?). Несколько вычурны строки: «Двенадцатого бросятся челом бить (убрать точку!) медью календарную страницу», под Маяковского, но ничего, пережить можно. А вместо «ответственные» — «заслуженные»?
 
Плохо: «бла-бла-бла». Лучше: бля-бля-бля», но для рифмы не подходит. Подумать надо.
 
Гениально: «но ржавою колючкою ГУЛаг сидит острее всаженной заточки». Оставить обязательно!
 
И еще: «РодОве всей»? Надо, по-русски: РодовЕ. Стало быть, начать строфу так: Всей родове! — Слова переставил, уже всё в полной норме. Велик русский язык!
 
Итак, чуть подделать — и снова отличные стихи. Не верь оценкам сайтовких организаторов и вершителей всяких конкурсов. Не для конкурсов поэзия. Вообще, старайся избегать всякой мирской славы. Она крепко портит. Лучшая отборочная комиссия и лучшее место — строгая совесть поэта. И одобрение или неодобрение Бога. Но Его мнение надо учиться слышать.
 
Вот, кажется, и поговорили после долгого молчания. Новых тебе удач, старина! И не болей. Господь тебе да поможет. И классик наш тоже, сказавший:
 
Стихи мои,
спокойно расскажите
про жизнь мою.
 
21.

23.01.18 г.,
Святителя Феофана Затворника

... На днях опубликовал в интернете четверостишие:

ПРЕДВЫБОРНЫЙ РАЗБЕГ

Как же он, бедняга, не потеет?
Даже я следить за ним вспотел.
Думали работать не умеет,
Оказалось — просто не хотел.

25.01.18 г.,
Мученицы Татианы

Никогда бы не подумал, что этот коротенький экспромт вызовет такую горячую и, в общем, бестолковую, дискуссию.  Крепко расспорились сайтисты. Досталось и мне, автору. Дескать, что тут ещё за пророк доморощенный нашёлся. Всезнайка какой-то. Знанием Истины хвалится. Да ещё и президента учит, как жить, как править страной надо. Я ему ответил: чтобы знать, как управлять, доморощенного пророчества не требуется; надо знать Истину Христову (хотя бы в пределах «Символа веры»).

А потом подумал: ведь в экспромте нет ни слова про Истину. Стало быть, читает тайком критик мой «Советы Оптинских старцев», и дюже ему тамошние мысли не по душе. А как же по душе придутся, когда в заметках говорится об антипоэтичности и антикультурности нынешних сайтов в интернете. Ведь он, критик мой, считает себя в числе избранных и любимых авторов (и читателями многочисленными, и руководством виртуальных «литобоъединений»), совершенно не желая понимать, что это признание бездарных бездарными.

Ну что ж! Раз ярые атеисты мой литературный манифест почитывают, хоть он и гладит их против шерсти, тогда всё как надо, то есть как Бог распорядился. А мы продолжим анализ. Очередь дошла до не очень молодого, но всё же начинающего поэта Валерия БлАговеста. Это псевдоним, но псевдоним оправданный. В этом читатель, думаю, убедится.

Познакомились мы интернетским, общепринятым способом года три назад. Узнал, что Валерий волгарь (я енисеец), что стихи он начал писать с 2015-го года и с тех пор «муза не покидает его». Сразу почувствовал, что тема Христа в душе поэта нашла пристанище. И это редкое нынче качество среди молодых не могло нас не сблизить. Он тогда сочинил (не люблю слово «написАл» — перекликается со словом «напИсал») панегирик «любимому поэту» то бишь вашему слуге, которое начиналось так:

ПО-ЕФРЕМОВСКИ СТРОКИ СЛАГАТЬ (...)

Я хочу, если это возможно,
Очень просто о важном писать,
Но пока для меня это сложно,
По-ефремовски строки слагать.
 
Он способен простыми словами,
Потаённые чувства открыть,
Меткой рифмой, как светом в тумане,
Путь от сердца к душе (?) проложить...

Спасибо ему за добрые слова, но они в отношении меня слишком добры, я тот ещё гусь и грешник старый. Но не в этом дело. Прочитал дальше:

Я, лишь тень от фигуры могучей,
Всюду следую, зорко смотря,
Приближая тот день неминучий,
Когда он обратит на меня,
 
Взор свой мудрый, отчётливо ясный,
Из-под строгих, лукавых (?) бровей…
И похвалит мой стих беспристрастный,
Где я душу открыл для людей…

Вот этот взор, «отчётливо ясный, из-под строгих, лукавых бровей» внимание на него и обращает. Как-то головой своей, затуманенной  от похвалы, не дотумкал о смысле слов, что я обращу на него внимание. Человек ждал, ждал да, наверно, и ждать уже перестал.

Но сегодня утром прочитал, по обыкновению, одно из высказываний Оптинских старцев:

«Бог часто из ошибок человеческих
устраивает полезное. Преподобный
Антоний Великий сказал:
“О мимошедшей вещи не раскаяся”,
то есть понапрасну не жалей о том,
что сделано так или иначе, только
старайся употреблять вещи
должным образом» (ИЗ АМВРОСИЯ ОПТИНСКОГО).

Подумал: «К чему же эти слова?» И дошло. Давно надо было проанализировать стихи начинающего православного автора (в этом-то и ошибка). Но она и мне пошла на пользу (осознал необходимомость разговора с Валерием), и ему тоже (ожидание многому учит). С Божьей помощью разговор и начну. Пусть он не посчитает его поучением, а посчитает добродушным советом поэта, мучающего себя стихосложением  уже лет шестьдесят с хвостиком. Кажется, такое право я заслужил, поскольку учёбу давным-давно начал с себя, да и пока её с удовольствием продолжаю.

А начну с объяснения — с каких позиций разбор буду вести и почему именно с этих позиций. Для меня не секрет (убеждение прочное,  опытом проверенное), что Истина есть, вопреки её замалчиванию атеистами-материалистами, тупо не признающими главенства Духа над материей; и не только есть, но и является основой основ земной жизни, в том числе и поэзии. Положения этой Истины, Божественной морали, совершенно противоположны положениям морали светской, общечеловеческой, построенной на понимании жизни человеком, развращенным земными, душевными и телесными грехами. Но если в основе чего-то греховность, то основа эта ошибочна, лжива и вредна для нравственности, чести и совести и народа, и всех нас. В чём же суть Истины в поэзии?

Творец создал золотой фонд языка (им разговаривали в раю и сочиняли песнопения в честь Бога) — основа, в которой не было ни одного скверного, непоэтического слова (до 14 века грубые слова называли нелепыми глаголами); потом уже люди дополняли эту основу новыми понятиями, в том числе и нелепыми, некрасивыми, нецензурными. Золотой фонд словесности — истинный стержень стихосложения, им до сих пор пользуются литераторы и люди высокой духовности и нравственности. Отход от фонда грозит искажением поэзии, употребление слова другого штиля требует большого поэтического чутья.

Что ещё в живом стрежне поэзии? — Поиск темы произведения в Божественной, то есть высоконравственной сфере, которая бы отражала жизнь, была глубинной, полезной для сограждан, ну, и исполнена талантливо. Что стоит за словом талантливо? — Музыкальность (она должна быть и в построении прозаических предложений); ясность изложния мыслей; образность не в ущерб пониманию; чувство красоты русского языка; грамотность; строгое соблюдение стилистических правил; свежесть изложения (то есть свой стиль, который вырабатывается хорошей практикой); полное отрицание штампов, заезженных фраз и образов.

Особо отмечу знание поэтом Истины Христовой (небесной  морали).   Её незнание или пренебрежение ею приводит к тому, что даже талантливо или гениально (с точки зрения земной морали) сочинённые произведения почти полностью перечёркивают себя (примеры — большинство стихов Анищенко, поэма Маяковского «Хорошо!» и т.д.) Перечёркивают потому, что в них ложь. Поэт плачется о предстоящей смерти, не зная или не веря, что его ждёт жизнь вечная, если он её заслужит. Чаще всего — мы такой жизни не заслуживаем, существуя по нормам светской, толерантной, всё поглощающей морали.

Для настоящей поэзии необходима честная, смелая и принципиальная позиция, защищающая читателей от зла и Правду, Истину от всевозможных атеистических искажений и тем более — от уничтожения православных традиций, что мы наблюдаем нынче во всех сферах жизни, в том числе и интернетских, сайтовских.

После такого, необходимого, предисловия перехожу к разбору стихов Валерия БлАговеста.

22.

23.01.18 г.,
Святителя Феофана Затворника

... И всё же, всё же, всё же! (Мой любимый афоризм из Твардовского). Всё же, перед началом разбора стихов Валерия Благовеста, по заведённой традиции, попросил совета у Оптинских старцев, на сей раз у преподобного Амвросия. Вот его совет:

«Если же что-либо или кто-либо нас соблазняет или смущает, то явно показывается, что мы не вполне правильно относимся к закону заповедей Божиих, из которых главная заповедь никого не судить и не осуждать».

По большому счёту, не будь я стихотворцем, не надо бы прикасаться к анализу интернетской антипоэзии, всех поэтических грешников следовало простить от всего сердца и прощения у них попросить за то, что подумал про их сочинения плохо, а значит — и про них самих. Так получается, если смотреть на обличение, на критику по-христиански, по-православному.

Но в том-то и дело, что творчество немыслимо без эмоций, без острого слова, потому что только оно тронет сердца читательские, только оно вызовет нужный, совестливый отклик. В принципе, это и стрежень литературного труда. Где вы читали классические стихи без острого душевного переживания? Припомним хотя бы Кедрина:

Всё мне мерещится поле с гречихою,
В маленьком доме сирень на окне,
Ясное-ясное, тихое-тихое
Летнее утро мерещится мне.

Нет поэзии без сердца и души. И если дело касается Истины, каких-то отклонений от неё, каких-то неизбежных осуждений  греховных отклонений, литератор просто обязан острые осуждения высказать, чтобы о таких грехах люди знали, чтобы их повторяло как можно меньшее количество дерзающих в словесном творчестве.

И это пусть и косвенное, но осуждение авторов несовершенных  вещей, конечно же, становится немалым грехом перед общим правилом православной жизни. Недаром многие литераторы, порядком нагрешившие в отображении житейского (и поэтического) зла, приходили к убеждению, что пришло время заканчивать Богом данную работу, начинать чистосердечное раскаивание и, если и продолжать прежний путь, то сочинять только что-то покаянное, духовное, Божественное. Как тут не вспомнишь о зрелом Гоголе и его «Избранных местах». Или о Толстом, перешедшем на духовные филосовские трактатры. Или о Бунине, отразившем это состояние в блестящем по завершённости и чувственности стихотворении:

ЗА ВСЁ ТЕБЯ, ГОСПОДЬ, БЛАГОДАРЮ!

За всё тебя, Господь, благодарю!
Ты, после дня тревоги и печали,
Даруешь мне вечернюю зарю,
Простор полей и кротость синей дали.

Я одинок и ныне — как всегда.
Но вот закат разлил свой пышный пламень,
И тает в нём Вечерняя Звезда,
Дрожа насквозь, как самоцветный камень.

И счастлив я печальною судьбой,
И есть отрада сладкая в сознанье,
Что я один в безмолвном созерцанье,
Что всем я чужд и говорю — с Тобой.

Похвальна такая совестливость перед Истиной, перед Богом. Но в то же время и не обязательна. Обязательно другое. Острое, душещипательное осознание своей греховности, чистосердечное раскаяние перед ликом Всемогущего, получение от Господа прощения за житейские и сочинительские труды-грехи. То есть — горячие молитвы до работы и после, дома, на прогулках и в храме. И понятно — жить надобно по законам заповедей Божиих, как напомнил оптинский старец.

Вот почему перед началом разбора стихов поэта, которого я внёс в избранную троицу, снова взял я тайм-аут, чтобы заранее испросить прощение у сайтовских коллег. Разбор будет острым, эмоциональным, предельно честным. А иначе зачем же маяться, сочиняя его?
И еще раз напомню читателям и автору рассматриваемых стихов, что моей неуклонной целью является одно-единственное желание подсказать те многочисленные ловушки, которые вездесущий Вельзевул расставил на любом творческом пути. Поверьте, мне было бы спокойнее промолчать, о чём я знаю, что заметил в нынешнем массовом психозе, о котором в моём багаже есть такой стишок:

Подозреваю, что в России
Простых людей давно уж нет.
Что ни писатель, то вития,
Что ни читатель, то поэт.

Было бы спокойнее. Но великий поэт сказал:

И вечный бой. Покой нам только снится...

И в этом тоже Истина...

(Продолжение следует)