Был сущий ад, невыносимая жара,
От зноя гибло всё живое,
Беда блуждала по дворам
Нависла смерть над головою.
Уже давно не озиралась баба
Перед иконой на портрет вождя,
От горя и от голода ослабла
Так и не вымолив на засуху дождя.
В три сотни хат была станица
Теперь никто здесь не живёт,
Гнетущих мыслей вереницы
И безысходность душу рвёт.
Ещё зимою сдохла коровёнка,
А следом мать-старуха померла,
Ни маковой росинки для ребёнка,
Которого некстати родила.
Кричало чадо в колыбели
Грудей не жалуя обвислых,
И, как душа теплилась в теле
Когда для жизни нету смысла?!
Иссохший муж лежал за хатой,
Совсем нет мочи схоронить,
Оставил сирот чёрт проклятый
И, как теперь им дальше жить?!
Дитя от крика надрывалось,
Невыносим истошный крик,
А женщина, как будто улыбалась
Пока малыш совсем не сник.
Сгребла ребёнка и путляя
Пошла бессмысленно во двор,
Затем в полу мрачном сарае
На ощупь рыскала топор.
Как только выдержало сердце?!
Ты в безрассудство впала мать!
Куски распластанного тельца
В горшок пытаясь собирать.
Удушливым давилась воплем!
И в корчах волосы рвала!
А крик пронзительным галопом
Врывался в хижины села!
И вдруг, огнём икона занялась,
Пылало всё в постылой хате,
Горели вместе, бог и власть,
Металась женщина, как факел.