Красная морось на травы брызнула
Солнцем закатного перезвона.
Я притворялась живою сызнова,
Ты делал вид, что поверил, снова.
Мы убегали к пруду за городом.
Если бы это не воскрешало,
Не возвращался бы в город кто потом,
Чтобы в заброшенном, обветшалом
Низеньком домике петь и маяться,
В пламя свечи окунаясь взглядом?
Мне от свободы моей избавиться
Только бы с тем, кто безумит рядом.
Вот и теперь мы струились по ветру.
Только же это не воскресило.
Что же меня наполняло доверху,
И врачевала какая сила?
Я бы ее, зачерпнув ладонями,
Дабы любить тебя, так пила бы,
Чтобы морями ее бездонными
Переполняться. Да в волчьи лапы
Ныне - слова мои о стремлении
Быть и влюбленною, и хорошей.
Я убегаю в густые ели, и
Мне бы себя донести как ношу
К точке, в которой приму как должное,
Что не сумею всего как надо.
Я не спасение вижу кожею,
А пропускаю в себя торнадо
За неспособность любить как водится.
Мне не впервой оттого рыдалось,
Так, что небесная Богородица
Превозносила меня как данность
Самого искреннего страдания,
Наземь - утешить меня - спускалась.
Все, что когда-либо было ранее
Мной изреченное, не сбывалось...
Черная ночь на траве полощется.
Лунными нитями вышивала.
Я притворялась живою. В общем-то,
Ты подыграл, отчего же мало,
Так, что я больше не оживала?