ПРЕДАНИЕ О СЕРАФИМЕ САРОВСКОМ
Роман в стихах
* * *
А здесь на Вознесенской горке,
С часовней рядом и крестом,
Совсем не радостно, не гордо,
А как-то покаянно-скорбно
Поднялся храм. И нынче в нём,
Как небывалый день рожденья —
Божественное освященье,
Забытое с давнишних пор,
Но века нового веленье —
Священников, людей стеченье
И многолюдный сводный хор.
Внутри — весь цвет элиты светской,
Все разные, и все свои,
Вожди системы постсоветской,
Что к вере как-то вдруг пришли,
И Растропович там с Вишневской,
И представители семьи
В веках прославленного рода
Романовых, и весь Синод,
И много прочего народа,
Чужого-нашего. Да вот,
Там Вознесенский, храм назвавший
Бездарным бюстом, правда, я
О том лишь слышал. К нашим-вашим
Он жил себя не причислявшим.
Сам по себе. Своя семья.
А мы стояли здесь, снаружи.
По склонам старого холма
Подобием узорных кружев
Теснилась пёстрая толпа.
Тогда здесь не было деревьев
И круглых стриженых кустов.
И вся толпа, без разделенья
Зелёной цепью островов,
Казалась многоцветным морем,
Но в необычно тихий штиль,
Когда оно своим простором
Уляжется на сотни миль.
Кто далеко стоял от храма
Едва ли слышал что-нибудь,
Но вся людская панорама,
Разлившись тихо, словно ртуть,
Была охвачена молчаньем,
Как будто каждый захотел
Узнать, а что же в храме дальнем
Сейчас вершится. Светел, бел,
С титановою позолотой,
Печален, строг, но не уныл,
Над серой, хмурой непогодой
Он лебедем по горке плыл.
Я чуть пониже, за дорогой,
Стоял в тот необычный час.
Отсюда виделось не много,
Но усилители до нас
Не хуже, чем в церковной силе,
А может, даже и сильней,
Все звуки службы доносили.
Вот через головы людей
Мы видим яркие хоругви.
А вот разноголосый всплеск —
Кроплений водяные дуги
Счастливо оросили лес
Стоявших у простенков храма.
И завершился крестный ход,
И литургия гран за граном
В тяжёлых тучах небосвод
Раздвинула сверкнувшим кругом,
Размытым по краям кольцом,
И я заметил вдруг с испугом,
Что круг небесный стал лицом
Чуть рыжеватым, бородатым,
Прекрасно добрым и живым.
Вот только чьим?
Замысловатым,
Себя ответом непростым
Себя не мучил я. А ныне
В виденье том совсем легко
Тебя признал я, Серафиме,
Герой романа моего.
(Продолжение следует)