Ненависть питал к прикосновеньям, которые ко мне тянулись, огрызался, иногда кусал…
От тебя… даже не чаял, ведь привык в дикости неприрученной ходить. Оторопел… Тебе позволил. Подпустил, под касания твоих, таких нежных ладоней, голову свою подсунул, внове.
Играя нежно изяществом, на кончиках пальцев по шерсти, местами сивой, касалась через одичавшие смотря, осталась, согревая изнутри.
Всегда срывал, обнажая до кожи, до кости, махом, ты в подспорье воронью ночь склонила, как будто знала, в тайне, под покров, доверие отдаст. Вверил.
Поначалу, не учуял нутром звериным, за это благодарен, в спячке пребывало, душою распознал… До всего… запомнилось, как выглядишь, пусть лик расплывчат, однако тонкости очертания так ясны, умиротворяешь.
Как подобает зверю, дерзновенно проник за новые границы, заповедный, твой, мифический ареал. Потерялся… тропы отходные, впитавший с кровью, молоком, оставил… намеренно, свое, новое логово обрел…
Настороженно, на расстоянии, друг друга изучали, присматриваясь к повадкам, обоюдно - мифическое создание и одичавший зверь. Прирастали… Вскармливали… Доверяли…
Токмо твоим пылким, вразумляющим устам внимаю, навострив ушной рапан. Токмо твой шепот меня творит, к призыву обращает.
Токмо твои нежность, чувственность и утонченность, стали оплотом моих гортанных хрипов, произрастающих из полости сырой в голос закаленный и чеканный, которым окликаю искони тебя…
Белены объевшись, волчьих ягод наглотавшись, рассудок расплескал, глазную ясность выел.
А ты, попеременно являясь и таясь, залечивала разбередившиеся раны, ладонями невысохшее зачерпала, по уходу, даруя зрячесть, оставляла след глубокий…
Мы творили… свою планету, свой мир. Порой, в потугах запустить планетарный ход в системе мироздания, попусту свои силы с дарами расточали… Швыряли в пыл и в хлад, во мрак и свет, свой голубой и уникальный.
Мы поучались… Мы принимали… Любим…
Так странно и безумно ощущать тебя рядом, смотреть на тебя, твою улыбку, мягкие глаза, слышать твой голос…