Было это так давно, что и не припомню, сколько лет мне тогда было… Помню только, что бабушка каждое утро завязывала на моей голове огромный розовый бант и отводила меня в садик…
В доме, по соседству с бабушкиным домом, жила семейная пара старичков: бабушка Грепа и дедушка Миша. Обычные сельские жители, если не считать того, что к бабушке Грепе бегали все деревенские тётки: кому закваску на белый домашний квас, кому травку от всяческих хворей, а кому, помимо травки и заговор по требе или нужде… Но никто бабушку Грепу не обижал, т.к. много она всем доброго делала. И мне как-то ячмень на глазу вылечила. Я помню её морщинистое, как печеное яблоко лицо, укутанное в два платка: черный поверх белого. Мы сидели на скамеечке возле дома, друг напротив друга и бабушка Грепа щепотью своей мозолистой руки крестила, пришептывая, навернувшийся на мой глаз ячмень. Вот совершенно не помню, что она при этом говорила, но помню, как быстро двигались её губы и пальцы, что накладывали крестное знамение на мой опухший глаз… Мне было немного страшно и интересно. Но самое замечательное, что после сеанса её «терапии» ячмень уже на следующий день сдулся, а через пару дней бесследно пропал более, чем на сорок пять лет! Но я сейчас не об этом, а об истории, которую мне рассказала бабушка, когда я была уже подростком, хотя история эта произошла именно тогда, когда огромный розовый бант венчал мою юную голову.
Бабушка Грепа уже не в первый раз жаловалась моей бабушке на своего деда: он заболел и слёг. Да ладно б слёг: дед мучился несколько месяцев. Врачи не могли определить причину его хвори и он угасал с каждым днём. По словам моей бабушки, «дело шло к концу». Каждый раз, встречаясь с бабой Грепой у калитки, они подолгу шептались, моя бабушка качала головой, приложив палец к щеке и подняв брови в скорбном сочувствии, протяжно причитала: «Ай-яй-яй-яй…!» Даже мне – ребёнку, со стороны было видно, что она очень жалеет свою соседку, которая не раз выручала её в жизненных ситуациях. Так продолжалось довольно долго, с той разницей, что с каждым днём рассказы о самочувствии деда Миши становились всё ужаснее, всё трагичнее: он уже стал «ходить под себя», что очень усложнило жизнь бабы Грепы, т.к. ни стиральных машин, ни подгузников в деревнях тогда ещё не было. Воду носили в дом из колонки, что стояла во дворе, грели её на печи, которую надо было топить дровами. Бабушка Грепа часто пускала слезу, рассказывая, как ей тяжело. Но вот однажды…
Утром обычного летнего дня, меня с пышным розовым бантом на голове, бабушка поставила на крыльце, а сама суетилась на веранде, собираясь на работу. Прихватив свою сумочку, она надела свои туфли на каблучке и тоже вышла на крыльцо, где я ждала её, рассматривая деда на соседском крыльце. Бабушка нагнулась, чтобы взять меня на руки, но увидав направление моего взгляда, подняла туда свои глаза:
- Господи-Святый! – всплеснув руками, споткнувшись от неожиданности этой встречи, пробормотала она – Миша, как ты?... Что ж ты?... Как же это?...
- Всё хорошо, Антоновна! – подняв худую ладонь вверх и жуя дымящую самокрутку, улыбаясь, ответил дед, – Поживу ещё! Всё, поправился!
Я помню, как эту новость потом долго обсуждали на всех перекрёстках, во всех магазинах деревни. Как вечером я увидела улыбающуюся бабу Грепу, которая в кои-то веки сменила свой черный платок поверх белого, на малиновый. Они опять стояли с моей бабушкой у калитки, перешептываясь и посмеиваясь. Только в этот раз, моя бабушка, приставив палец в уголку рта, удивлённо приговаривала: «Ох-ох-ох! Ну надо же?! Это тебя Господь надоумил!». Обе они крестились и продолжали шептаться. После того случая дед Миша прожил ещё около сими-восьми лет…
Спустя лет десять, когда мы с моим дедом принесли из леса корзину грибов, прихватив несколько мухоморов, для потравы мух на веранде, я узнала развязку всей этой истории. Увидев мухоморы, моя бабушка перекрестилась, поминая своих соседей: бабушку Грепу и деда Мишу. А мне вдруг вспомнилось, как она перепугалась, увидев деда, курящего на ступеньках дома. Я возьми, да и спроси её об этом. И вот что я узнала: когда дед Миша совсем ослаб от своей «поганой хвори» и стал уже «ходить под себя», баба Грепа, отчаявшись, решила ему помочь перейти в мир иной... Она понимала, что это большой грех, но так измучилась, стирая за ним каждый день в течение полугода простыни, что решила взять этот грех на душу. Когда в лесу пошли грибы, она набрала красных мухоморов, принесла их домой. Помыла, отварила, сдобрила маслицем, сметанкой и… скормила их больному деду. Ночью у деда вышел солитер и… дед ожил! Его-то уже никто не надеялся увидеть в добром здравии и бодрости. А тут такое чудо! Кто знает, может и правда – Господь надоумил деревенскую ведунью таким образом излечить своего деда, кто знает…