Кафка пришел к нам весь вымокший. Вода стекала с его котелка. На полу он оставил мокрые следы. И это было тем удивительнее, что день был ясный, безоблачный.
Басё усадил его поближе к камину и предложил переодеться.
– Не беспокойтесь, – сказал Кафка. – Все течет, и я теку. Так я приобщаюсь к природе, избавляюсь от своего «я».
– Но вы могли бы приобщаться к чему-то твердому, каменному. В природе ведь достаточно и гранита, базальта.
– Я пробовал. Если бы вы знали, как долго и с каким усердием я пытался приобщиться к мрамору. Какое-то время я обольщался мыслью, что моя сущность заключена в огне. Заблуждение! Я убедился, что моя естественная стихия – это вода. И вот я здесь, возле камина, огонь которого нисколько не вредит моей сущности. Он просто переводит ее в иное агрегатное состояние, пар. Мне это даже доставляет удовольствие. Огонь – всегда огонь. И камень – всегда камень. Но у воды несколько агрегатных состояний. Ей свойственны метаморфозы. И знаете, я начинаю думать, что мне повезло. Подумать только! Быть всегда в образе камня. Или раскаленного газа, то есть огня. Согласитесь, если верить, что сущность наша вечна, неуничтожима, то предпочтительнее, чтобы она была изменчивой, водяной.
– Это звучит разумно, – сказал Басё и бросил на меня тревожный взгляд.