Пусть в родном неласковом краю
не было мне счастья и покоя,
прикую я лодочку свою,
постою над тихою рекою.
Век бы слушать эту тишину,
чтобы успокоиться навеки,
но припомню сказочку одну
о блаженном божьем человеке.
Бороду седую теребя,
он наверх указывал рукою
и твердил:
«Ищите для себя
не покой,
а Божии Покои».
Я ведь тоже не искал уют
и смеялся над слезой ребёнка.
Птички некорисные поют
почему-то жалостно и тонко.
Зубы молча стисни и терпи
с комариным полчищем не воин.
Во грехах,
как будто на цепи,
к берегу крутому я прикован.
Всю свою отчаянную жись
я ходил по самому по краю.
Улететь бы в гаснущую высь,
только, как там встретят,
я не знаю.
Проступают слёзы из-под век.
В тишине ни окрика, ни слова.
И блаженный божий человек
то ли крестит,
то ль грозит сурово.
Осознав безмерную вину,
я сухой ладонью вытру веки:
век бы слушать эту тишину,
чтобы успокоиться навеки.