Пока я шел пустыней зла
на зов неведомого гула
любимая не умерла –
моя любимая уснула.
Но я тоску по ней пронес,
ища пути на свет из ада,
пока она спала без грез,
ведь ей любви моей не надо.
Она уснула навсегда,
не вырвать спящей у покоя,
и обтекает как вода
ее томление людское.
Ее не потревожит шум,
мой крик бессильный не разбудит,
нет у нее ни снов, ни дум,
и никогда уже не будет.
И сон ее как смерть глубок,
как жизнь – течет без пробужденья,
в ней вновь свивается в клубок
нить несудьбы,
нить нерожденья.
О как разрушить небосвод,
Разбить хрустальную гробницу,
остановить теченье вод,
насильно сблизить наши лица.
Как вызволить ее из сна,
из кокона распутать душу,
чтобы вздохнула вновь она
и трепет сердца стала слушать.
Пусть дрогнут веки подо льдом,
растопит слезы сожаленье,
с отчаянием и стыдом
я ей отдам мое моленье.
И я как чудо понесу
ее прощение и милость,
и мы простимся в том лесу
где это чудо нам явилось.