Алексей Фрадкин
Химическая композиция человеческого тела:
Водород, углерод, кислород и азот -
за исключением, конечно же, вездесущего гелия,
напоминает состав того, чем богата эта Вселенная.
Жизнь - это множество роботов, подчинённых
законам физики, подчинённых законам логики
эволюции и стремления к выживанию. Стоики
полагали, что мир телесен. И сейчас в головах учёных
происходят реакции нервной ткани, диктующие
проистекающие выводы многоэтажных измышлений.
Философ, выслушавший ряд химических положений,
ставит на всеосмотрение беззаботно танцующей
публики вопрос преизящный в точке экстремума:
"Если всё в сей Вселенной есть химия гомогенной простой
механики, если живая материя от мёртвой - неотличима,
то во Вселенной всё или живое или всё очень мёртвое".
Один из шагов эволюции показал, что убить себя - выгодно
для сохранения генной памяти (рибосомной и ergo нынешней),
вот к таким всё восходит принципам, к этим целям и к этим истинам.
И конечно я мог бы вспрыгивать в колесницы великих планов,
или в храмы понятных догм, от которых всё сразу ясно,
я бы мог полагать, что после этой жизни придёт другая,
что я встречу там всех любимых, и что всем там по их - воздастся,
что великий судья над нами ни слезинке упасть напрасно
не позволит из детских глазок, не позволит случиться боли,
не позволит чумы, сражений, малярии и холокостов -
"жертвы-чрез-всесожженье" - не позволит случаться жертвам.
Мне бы очень хотелось верить. В жизнь-за-жизнью. В любовь.
В понятность. В расстановку простейших истин. Только я не умею верить -
доказательно разучился. Но взамен я узнал, что тело -
это часть сей большой Вселенной. Что пускай ей грозит погибнуть
и, скорее всего, навечно - что с того, по большому счёту?
Эпикур был мудрее многих, говоря, что нет места смерти,
пока мы живём и дышим; а когда уже смерть наступит,
то мы не узнаем это, потому что нас здесь не будет.
Потому что тела и мысли
отпустят гомеостазис
в последний путь
к энтропии
и тепловой
смерти
све-
та
.