Тибет, обитель далай-лам,
развешенные по столбам
цветные флаги.
Окрестности монастыря
и занимается заря
в ледовой влаге.
Пылают марева лучи,
как щеки, от углей печи
и на морозе.
Снега, слепящие вершин,
из глины падает кувшин –
и бьется оземь.
Со звоном минеральных вод,
осколками сверкает лед,
летят монеты.
Там песней гималайских гор,
красавице тибетский вор,
слышится этот.
Татуированный монах
на тренированных руках
легко и бойко,
у края, где скалы обрыв,
по пояс голый и застыв –
в немую стойку.
Там войлок выделанных шкур,
на закоптелых стенах юрт
котлы и варка.
Два седока спешат в табун,
должны объездить на бегу
дикарку.
Подъехав, выбрав ту ее,
излюбленное тело чье,
аркан на шею.
И угощая плетью снов
ее ласкает стегом слов,
она немеет.
Опомнится он ей не дал,
седло, уздечка, наповал
и в рот удила.
Она бежит что было сил,
удушье, Боже пронеси,
до пены, мыла.
Так лошадь медленно встает,
а он ее опять берет,
опять беснуясь.
Вдогонку, снова по губам,
невероятная судьба.
Потом... целуясь.
*
Два пальца в полости суя,
из золота бежит струя,
от носа к мочке.
Ты потяни меня за цепь,
твой остальной монисто-секс –
цветочки.