Дорога шёлковой серой лентой тянется к горизонту. Едешь и удивляешься, как ей удаётся не наматываться на колёса микроавтобуса?
Серый цвет дороги с каждого края постепенно перетекает в коричневые песчаные обочины, потом в пыльную, прижатую к земле траву. Дальше травы становятся выше, прижимаясь к нестройным ярко-зелёным рядам кустарников, и встают по бокам дороги тёмно-зелёным ворсом лесного ковра раскидистые пушистые сосны. Если бы не они, то голубое зеркало неба разбилось бы о полотно петляющей дороги.
Еду домой. Дом - там, где я родилась, где впервые мама приложила меня к груди, где незнакомые люди улыбаются искренне и открыто, завидев меня. А знакомые не отпустят, пока не накормят соленьями да вареньями, да пирогами.
Еду. Серая лента дороги в некоторых местах переплетается с тёмно-вишнёвыми ленточками рек и речушек. Те размеренно текут среди песчаных берегов, заросших ивой. За окном розовеют щёки заката. Краски дня становятся сначала чёткими, а потом размываются в последних уходящих лучах солнца. И вот - дорога, обочины, трава, кустарники и сами сосны сливаются в серебристое кружево вечерних сумерек.
Поворачиваем на Тарногу. В низинах густым овсяным киселём стоит туман. Он втягивает в себя идущие впереди машины, и вот уже облизывает днище нашего автобуса, осторожно заглядывая в окна. Мгновение, и мы вырываемся из его объятий, а он продолжает тянуться к нам, и, прощаясь, тихо покачивается, словно и не туман это вовсе. Ложку бы сейчас да побольше, да с малиновым вареньем заката.
Выезжаешь на пригорок, и в окно, подмигивая, смотрит красноватый стройный месяц. Он скачет по верхушкам сосен и пытается то догнать нас, то сам обгоняет и сияет, сияет.
Еду домой...