I.
Благоразумием не блещет,
прощаясь с августом, вода.
Погладит редкий дождик плечи
слегка продрогших от стыда,
от неумения стандартно
измыслить, выразив своё;
возникнет жанр эпистолярный
под шум парижских воробьев.
Листвою выложит ступени,
ведущих в небо к Сакре-Кёр,
где жёлтый цвет второстепенен
под сводом каменных опор,
где сводит скулы несвобода
в тиши соборного крыльца,
а влажный воздух год от года
льнёт к щиколоткам чернеца.
II.
В толпе легко стать незаметным:
обыкновенным и "как все",
желтеют старые газеты
подобно сброшенной листве.
Спросонья молишься о лете,
льёшь в чёрный кофе молоко,
а я молчу, мне не ответить –
ты далеко,
я далеко,
и только лампочка мигает
у самолета в голове,
да пелена плывёт густая
над теми, кто благословен.