Огнём, пока что первых наступлений,
Опалены калужские леса.
Укрыв надежами печаль сомнений,
Стянули туже бабы пояса.
И, пряча взгляды от сынков и дочек,
Просили: «Потерпите, снег сойдёт,
Лепёшек напечём из липы почек».
А как сегодня обмануть живот?
На берегу реки за деревенькой
На отдыхе стояла наша часть.
Ни день, ни два. И детвора давненько
Мечтала хоть разок туда попасть.
Вдруг им дадут какое порученье?
Они-то завсегда бойцам помочь,
А, ну, как строгий командир вторженью
Не будет вовсе рад? Прогонит прочь.
Решились и пошли. А там верёвки
Натянуты промеж стволов берёз.
И девушка движеньем верным, ловким
Бельё развешивает на мороз.
В какой-то миг от дум своих очнулась,
Заметив ребятишек за плечом.
К щеке рукой, застывшей прикоснулась,
Припомнив, может быть, далёкий дом.
А, может, ожил вдруг войной убитый
В ней материнства радостный инстинкт.
Ведёт в землянку их, и деловито
Хлеб достаёт из вещмешка глубин.
Всех оделила: «Ешьте, ешьте, детки».
И гладит исхудавших сорванцов,
И слёзы прячет, глядя, как с газетки,
Те крошки собирают от кусков.
«Вы завтра тоже приходите! Ладно?
Спросите прачку Клаву, ежли что».
И так ей было грустно и досадно,
Что больше нечем покормить. Зато,
Пока стоял тот полк за деревенькой,
Ватага ребятишек каждый день
Бежала к Клаве, чтоб поесть маленько.
А та ждала их. Тоже каждый день.
И сколько в ту войну таких вот прачек
Паёк делили с местной детворой?
Чем сердобольным женщинам оплачен,
Тот подвиг? Не геройский боевой.
Лишь благодарной памятью спасённых
От голода в те страшные года.
Идут к землянке с головой склонённой
На каждый День Победы. И всегда
Стол накрывают, вспоминая Клаву.
Гадают, где закончила свой путь?
За мир поднимут чарку, за державу,
Помянут тех, кого уж не вернуть.
И, глядя на сегодняшних детишек,
Тихонько молят: «Огради, Господь!
Пусть о войне узнают лишь из книжек».
Слезою солят хлебушка ломоть.