Как ходил вдоль болота гиблого кот-манул,
камыши лапой мягкой пушистой гнул,
по-кошачьи сказку свою мурлыкал:
Расскажу вам, осинки, лягушки, без всяких врак:
у царя был один сын и тот – дурак,
травы чёрные, земли мёртвые, волчье лыко.
Вы не верьте, лягушечки, тем, кто умишком слаб:
никуда и никто его не послал.
Сам пошёл искать свою правду да горе мыкать.
Был у боженьки поп – золочёный крест.
Он сказал сыну царскому: правда есть.
Бойся бога да жертвуй на храм. В том правда будет.
Был у леса язычник, тощ, как сосна.
Он сказал: Иванушка, правда – знак,
на лице древних каменных идолищ перед бурей.
У земли был крестьянин, у ночи – тать,
а Иван всё искал, да устал искать,
и в один вечер сел у болота, у самой водицы бурой.
Из воды, из сплетения ив, из гнилых ветвей
поднялась утопица – нет мертвей,
в волосах пиявки как ленты, глаза пустые.
И сказала: Ванечка, правды нет.
Правда – в сизой жиже всё ждать рассвет,
триста лет лежать, да корням осоки шептать «пустите».
И сказала: Ванечка, правда – она вода,
в руки взял – и сгинула без следа.
Поменялся ветер – прикинулась тонкой стынью.
Как ходил вдоль болота гиблого кот-манул,
и протяжно не сказку, а быль тянул:
приходи послушать меня и богач, и нищий.
У царя был один сын – и тот дурак.
Его тело на дне. Между рёбер блестит дыра.
Травяная сыть, ледяная суть, рыбья, жабья пища.
Ледяная вода стучит у меня в груди.
Приходи сюда, приходи ко мне, приходи.
Вместе станем искать мою правду. А вдруг отыщем?