За грехи, видно, крова лишенный
На обочине жалкий старик.
Опустившийся, умалишенный
Он сидел. Головою поник,
Вспоминал, как был крепок и молод,
Как командовал и воевал...
И, не чувствуя утренний холод,
Он мальчишек своих вспоминал.
Там остались. Домой не вернулись.
Всех накрыла взрывная волна.
А ему от волны той досталась
Только белая седина.
Где ошибся? Когда просчитался?
Как удушье, ожогом, вина.
Вновь и вновь он туда возвращался,
Но в ответ словно смерть — тишина.
Утешенья друзей бесполезны.
Незнакомые лица родных
И в халатах врачи — бесполезны.
Лишь мальчишек он видит своих.
И все кается, бродит по свету,
И винится за весь белый свет.
Весь больной и седой,
А ведь «деду» сорока еще может быть нет.
Равнодушны людские потоки,
И до горя и дела им нет.
Все сидит и сидит у дороги
И бормочет в безумии дед.
Он все боли собрал и утраты,
Верит, что оправдания нет.
Все сидит без вины виноватый
И не ждет утешенья в ответ.
И все плачет, и к Богу взывает.
На траве серебрится роса.
А в глазах, голубых и бездонных,
Отражаются небеса.