А времени нет. Лишь жара
сжирает вчера -
не кануть в египетской тьме бы.
Гора обреченно вздыхает:
пора..
Коралловой каплей рождается Ра
и падает с неба на небо.
Два неба. Одно -
висит безвоздушной виной
над морем соленой беды бедуинова быта.
До корки камнями побита,
пустыня отпела давно
глухим суховеям мотивы почившей саванны.
Но эхом песков караваны
бредут неприкаянно к небу - второму,
нескромно
любимому Ра.
Не вхожа жара
под злые горбы и углы,
что снизу круглы..
И Ра, утомленный жарою,
на небо второе
прольется и станет нежнее и шире в плечах,
и водит лучами, забвенье и злобу леча,
по розовым пальцам полипов,
с рожденья до камня причастных великой воды -
их кроны сильны и тверды.
И мы бы могли бы
отдаться коралловым снам -
им радуга первого неба настолько пресна,
что имя тоска ей,
и мудрость людская
не весит песчинки с её
наследственной памятью.
Бьёт
прицельно жара
по первому небу над миром, караемым Ра.
Лишь ветром из ада в горах
на встречу с прибоем сбежит кареглазая лань,
безгласно мала,
поводит ладошкой по нитке на смуглой ключице,
коралловой веткой мизинца -
по красному камню.
И время случится.
Рассыпется с нитки закат по граалям стареющих гор,
и Ра под коралловый хор
почувствует дно.
Два неба сольются в одно
густеющей каплей.