Би-жутерия свободы 222

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 222
 
Не успела Лотташа умчаться, как во время одной из Велотрусских велогонок сквозь пограничную с ней дружественную державу в Пуще-Прежнего (в виде длительного наказания) воцарилась диктатура несбывшегося хоккеиста и рационализатора доильных государственных аппаратов.
На избирательных и пригородных садовых участках этот деятель вызывал небывалую перемычку у коров. Единоголосое мычание было подано и продано за Кверхтормашенко под лозунгом, идущим от сердца и сохи «Даёшь луга наперекос?!» Недовольных козлов отпущения со свастиками на рогах интернировали за высоко заборными огородами, лишив надлежащей капусты, в то время как преданная жена руководителя где-то там на хуторе близ Далёкой Мечты за бесплатно старалась перегнать Голодрандию по объёму продукции на четырёхсосочное вымя. В этом её активно поддерживала зав. фермы, заслуженная доярка Марфа Забудяжная, доцент кринкологии и тонкий психолог бурёнок.
В своей кандидатской диссертации «Четвёртый сосок сбоку» она писала: «Корова тот же человек, но пьющий не то, что принято среди хомо сапиенс». Хотя по мнению Гиви Капказ-Джерома – джигит в материальном отношении тоже «коров», если перестать его доить, он усохнет.
Как было задумано, так оно пошло, поехало... К переменам с переломами проницательная Лотта Рональдовна была подготовлена всем своим предыдущим жизненным опытом. Она уже отличала украинское не-по-рочное зачатие от квартального… без креветок усов, которые срывала  по выходным дням на даче, помогая матери на бесконечной клубничной грядке, когда вечернее солнце, высыпавшее веснушки на лица детей, опираясь на уставшие лучи, медленно усаживалось на линию горизонта.
Лотта вообразила себя чрезмерно богатой, подбирая золото обронённой кем-то мелодии – утлой лодчонки в бурунах звуков.
Она занималась кропотливой политикой за отсутствием лиц мужского пола и за плотно притянутыми дверьми. Возможно поэтому Лотта раздобрела, похорошела и встретила свою духовную половинку Лёлика Пересох, считавшего, что в её лице он сталкивается с истиной, заложенной в нетронутой природе девичьей невинности – исконного врага вертопрахов, не заботившихся о сухожилиях в сырую погоду.
В вечер их бурного знакомства (ночь расплачивалась с ними лунным серебром) всё больше и больше распалявшийся Лёлик с неприкрытой тоской в грамотно расфасованных предложениях, бил на жалость, взяв её на вооружение. Рассусоливая, как он произвёл на свет троих детей от разных дам и один клип «Генсексиана», бегая от алиментов на длинные дистанции с непредвиденными препятствиями, он, конечно, блефовал.
С ним самозабвенная транжирка Лотташа не могла рассчитывать, как с Витьком, на раздувание страстей нахрапом меховой саратовской гармошкой, а ведь дальновидный папка-чинуша не раз предупреждал её: «Выйдешь за старика, будешь засыпать под хруст артритных и подагрических суставов».
Их совместной жизни по уик-эндам мог бы позавидовать любой неискушённый. Глядя на них можно было подумать, что жизненные итоги подведены – больше предавать некого. Правда этому способствовал один минус, омрачавший  Лёликино существование – он тянул за собой левую ногу, как в детстве пожарную машину на верёвочке. Оно бы так и продолжалось, если бы не тот знаменательный вечер в Лотточкиной квартире на 35-м этаже небоскрёба в Конфеттэне. Лотташа, одетая не по Сезану, вылечила его только ей одной освоенным способом – самоутверждением в джакузи.
А произошло это следующим образом. Они третий час сидели за праздничным столом, отмечая «День смены патруля у обочины». После четвёртого бокала сухого Мартини и обмена мокнущими нелицеприятными эпитетами Лотточка – приветливая хозяйка (единственное чего она не подавала после четвёртого бокала вина, так это признаков жизни), но тут она вдруг ожила, рассеянно вспомнив о своём происхождении, резко выбросила вперёд обе ноги, и неслучайно попала в куриную грудку Лёлика. Откровенно говоря, Лотта несколько переборщила, человеку, который который год подряд заместо баб в душную погоду гоняет кондиционер и одной ноги было бы предостаточно. Она явно не рассчитала унаследованных от своего отца икроножных сил, сложенных с квадрицепсами, долбанув его так, что стареющий паренёк загремел на пол, поломав спинку кресла из высокосортного красного дерева. Но, о Боже праведный, не произоиди этого свершилось бы обыкновенное чудо!
Наутро прихрамывавшего Лёлика осеменило, что он приобрёл навыки жизни втуне. А почему бы и нет, если по Евангелие Иона побывал в брюхе у кита. Лёлик  перестал тянуть ногу, лишив доктора по конечностям Эраста Культю стабильных отчислений со страховки, за что тот в отместку сбежавшему от него пациенту поведал Лотточке Лёликину страшную тайну, что у того был интимный друг, вечно болтавшийся между ног гимнаст без гимнастёрки Нео Нарцист Цапкин по кличке «Бюро наводок».
Цапкин, как две капли дистиллированной воды, был похож на биржевика, жонглирующего санитарными пакетами акций и торгующего двуспальными идеалами, приносившими доход при оптовых продажах кварцевых ламп. При всей патологической привязанности его торчковой «ноги» к толчковой в случаях повышенной возбудимости у Нео вырисовывалась застенчивость, сопровождавшаяся выдавливанием мятной пасты слов. Зелёным кузнечиком он выстаивал на левой ноге коленкой назад на великосоветских раутах, скачках и  подножках общественного транспорта, выдавая никому не нужную информацию и давая никуда не годные советы, как сваха-радуга, занимающаяся после дождя голубым небосводом с умытой красавицей-землёй.
Женщины стали относиться к Цапкину – человеку с неудачно вделанными глазками – с обожательным подозрением, в котором сквозило уважение, а конкуренты в натянутых презервативах улыбок на лицах поглядывали на него с предвзятой с первого захода завистью высоты.
Да, чуть не забыл, старик Цапкин просыпался и ждал расцвета молодости, потому что кто-то сказал, что по утрам секс самый продуктивный и добавил, если команда погрязла в разврате – будь то футбольная или корабельная, то капитан покидает даму последним. В дневные часы он обхаживал взглядом каждую проходящую мимо с видом шелудивого пса метившего столбы.
Лёлик Пересох хотел походить на Цапкина, но чего-то ему не хватало, может быть медицинского образования или несгибаемости токсичных слов, которые вырывались из ядовитого рта Нео Нарциста, когда добросовестная любовница била его шлёпанцами по лицу за то, что однажды он намекнул, что в постели с нею ему снятся обескровленные дома. Несмотря ни на что, Лёлик мечтал о недосягаемом и несбыточном, по примеру Цапкина он жаждал перейти в гибкий стан любимой и остаться там.
С того самого памятного дня Лотточка Добже тягала Лёлика Пересох по всевозможным доисторическим музеям с утеплёнными мечтами и не отопленными зимними надеждами, хотя к такому виду благотворительной деятельности он предрасположен не был.
Воспоминания об относительной свободе навсегда покинули его в хронологическом беспорядке – как нахлынули, так и отхлынули, несмотря на то, что родители наградили его невзрачным авто-генным аппаратом для продолжения рода.
Худосочная стрелка напольных дедушкиных часов, испокон веков выполнявшая одну и ту же функцию, показывала время с точностью до минуты. В вытянутом конусе фонарного света за окном она бодро проскочила за отметку двенадцать. Короткая разжиревшая стрелка застряла на девяти. Лотта всё не возвращалась. А что если усыпить собственную бдительность, обрадовался отчаявшийся Лёлик (держа с собой совет он не натягивал слишком сильно) и полез в домашнюю аптечку, но там спасительного снотворного не нашлось – Лотташа скормила его начальнице, вечно кимарящей на раздаче заданий и поблажек строго по одной в одни руки.
Если так продолжится, придётся прощупывать пульс у часовых стрелок, смекнул про себя, то ли одержимый порядком, то ли порядком одержимый скупой швыцер Лёлик, живший на отшибе времени и обладавший особо заразительным смехом опытного венеролога с сальными почти беконными мыслишками. Он останавливал, по просьбе зажравшейся публики, часы без надежды на скорое их излечение, причём ему было хорошо известно – говоришь ни о чём, значит на сто процентов общаешься с собой.
«Сегодня как вчера, а завтра как сегодня. Ты не доешь, так я слижу за тобой» напевал он себе эхостереофонически по-тувински на ухо не сформировавшимся голосом, догадываясь, что после работы Лотточка, облачившись в то что мило и недорого, присоединялась к толпе ласковой кошечкой, и еле, поднимая отёкшие ноги, метила территорию от бутиков до дома  в поисках непробиваемого средства от пота для него-любимого. Что ни говори, но в заботах Лотты о нём сказывалось и петушиное куршевеление мозга, и разлагающее пятиразовое дробное питание во время пребывания во французском Курщавеле, где она нацедила сквозь зубы неизмеримое количество гадостей. Иногда перпетуум мобиле скачек по фешенебельным магазинам и дешёвым распродажам перемежёвывался с заходами в отделанные мрамором туалеты на гигантских книжных раскладках «Barns and Nobles», куда нередко заглядывали самостоятельные (обходящиеся без Виагры) респектабельные мужики бальзаковского возраста, держащиеся за руки, чтобы никто из них не сбежал с существом противоположного пола.
За всем за чем сразу не уследишь, последовал её массированный набег на детища аппетитного искусства «Amish», «Zabars» и серии вывесок  звучавших по-крёстноотцовски аптек «Genovese». Вполне возможно, что она выстаивает с покупками в одной очереди с приспешниками возврата в кассу или сидит во французском сальном  ресторане «Жиронда» с подругой, где между столиками курсируют официанты с подносами над выпрямленными головами.
Эти безутешные размышления о шопингах любимой женщины в бутиках, нашедшие отражение в бесчисленных гитарных пассажах, и его раздумья, касающиеся пищи, привели Лёлика Пересох на крохотную кухоньку проведать в морозильнике коробку с вишнёвым мороженым. По дороге он наткнулся в коридоре на гоночный велосипед – дорогую для Лотташи $700 память-реликвию о танцевальном конкурсе в Велотруссии и ЦПКиО (Центральном Парке Конфеттэна), а может она встретила Рыжего из небоскрёба напротив, разволновался Лёлик.
И тут он вспомнил, что именно вчера Лотточка со слёзными модуляциями в голоске поделилась с ним: «Завтра мне на работу к восьми». Будь снисходительной лестьницей к людям – семерых-то отпусти, неудачно отшутился он больше не в силах сдерживать своих чувств. Для успокоения волчьего аппетита Лёлик включил Лотташину установку Bang & Olafsen за 4000 таллеров, висевшую над кроватью. Струйка разночтения ЛТМовских текстов потекла из уплощённых динамиков оливковым маслом первого отжима.

Ну да что тут говорить, не спрашивай.
Вот сижу смиренно, словно пташенька.
И клюю с тарелочки, что подано,
В небоскрёбе, что под небосводами.

А из дома, что напротив взора,
Смотрит Рыжий в трубку для подзора.

Увлеченно (как всегда) ты – яркая
Наслаждалась лобстерами-раками,
Визуально, с шутками-приколами,
Подтверждала лишний раз, что голая.

А из дома, что напротив взора,
Рыжий дышит в трубку для подзора.

Ты встаёшь, грудями машешь, задом,
Что, поди, твоя Шехерезада.
И если я тут исхожу слюнями,
Тот, напротив, памперсы меняет.

Он из дома, узником от вздора,
Обнимает трубку для подзора.

Мы вдвоём решаем теорему,
Сколько взбить потребуется крема
Для покрытия, ты же сама хотела
Выложить торт с фруктами на тело.

Пусть из дома, что напротив вздора,
Рыжий лижет трубку для подзора.

Крем слижу не потому, что хоца –
Зрелище в копейку обойдётся,
Но не мне, а Рыжему напротив,
Он с меня в подзорку глаз не сводит.

Платит он за сексуальный слалом
Мне не карточкой при встрече – налом.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #223)