Целуй миндально-детским липким ртом
на поражение другое тело.
Сюжет наш плесенью пропах, как древний том, –
он не сумел, она не захотела.
Мне вновь искать во тьме твой след, твой свет,
пока под кожей у меня ветвится
мостов, проток, каналов, Нев и Невок сеть,
а в капиллярах мрак воды резвится.
Мне засыпать под яростным крылом
Исаакиевских ангелов зелёных
и пустоту густую в венный бурелом
впускать сквозь иглы шпилей исступлённых.
Пусть строгим сфинксам снятся миражи –
не им, не знамениям я не верю,
но, зябко кутаясь в обрезки чёрной лжи,
я принимаю глупую потерю.
И лижут языками свод небес
колокола соборов закопчённых,
в сердцах отбросив златомраморную спесь,
сплетая всхлипы в вой и плач сплочённый.
Забыв себя, лелей чужую дочь
в глубинах кровно-сокровенных тела.
Покоясь на костях и топях, шепчет ночь:
«Он не сумел, она не захотела».