Мне не блистать их яркою булавкой,
Пришпилив ту на воротник крылатый.
Не расчленять мне Кафку, на затравку
С каким нибудь софистом бородатым.
Нет, мне не петь о крыльях Модильяни,
О комнатке в изломленном Арбате,
О бездорожье вечного изгнанья,
О горьком хлебе и сквозной утрате.
О зареве за черными снегами
И невской мгле и вечной калыбели,
Качающейся, где-то под ногами,
Там, где звезда в рождественской купели.
Мне не воспеть, сочась зелёным глазом
Сквозь щель замка, раздетую Мадонну,
Над головою греческую вазу
Поднявшую, для кисти одаренной.
И мне не пить их сладостную радость
Под жаренную марь, в дыму чердачной
Бессонницы, где к рифмоплетству жадность
Прекрасна, как порок в лице невзрачном.
Двадцатый век ушел невозвратимо.
Как в книге той, он смертен был "внезапно".
И я блуждаю по руинам Рима,
Ища себя в средневековом "завтра".