1.
Гремел орган в ночном костеле,
Дрожали свечи у икон,
И было всё по Божьей воле,
И было всё, как испокон.
Сидели в храме, как в пещере,
И первых христиан черты
Мы обретали, и, по вере,
Не замечали суеты –
Порой то кашлял кто-то громко,
То кто-то говорил, шепча…
Меж тьмой и теплым светом – кромка,
И в нимбе золотом – свеча.
И музыка плыла над нами,
Как будто бы с небес слышна,
Сама похожая на пламя –
То так нежна, то так пышна.
Двенадцать посвященных в это,
Что Воскресенья дождались,
Дышали тихо рядом где-то,
Внушая мысленно: молись!
Так ночь глубокая органа
Мерцала звездно, ввысь звала,
Как будто бы фата-моргана,
И плакали колокола…
Мир точно замер полуночный,
И рай в сиянье голубом
Сходил на столб мой позвоночный
Огромным световым столбом.
2.
Я был в костеле – ни греха, ни страха,
Всеобщим ликованьем пьян вполне.
Оживший космос Себастьяна Баха
Среди хоралов вился в вышине,
И кто-то повторял молитву слепо,
Не ведая, какая в этом цель.
При свете ламп – подобие вертепа
И яркая рождественская ель.
Ксёндз проповедь читал речитативом
О благодати дома и семьи, –
Кипела горечь в голосе учтивом.
Шли дети со свечами вдоль скамьи.
Так развернулся солнечный сочельник
На весь высокий и просторный храм,
Стал Божий дом, как лучезарный пчельник, –
От пола мозаичного к хорам…
Под вечер снег затих, и шпили к небу
Взлетели в невесомости ночной,
И все тянулись к теплой чаше, к хлебу,
Как будто к жизни вечной – неземной.
А радость умножалась и делилась,
Органу вторя, колокол звучал,
И паства, «Мир вам!» говоря, молилась
В начале всех неведомых начал.
Вдруг мне мое рожденье – память чуда –
Нечаянно пригрезилось на миг,
Когда Земля была, как свет Оттуда,
И смерть за мной спешила напрямик…