ПОДЛИННЫЕ ПИСЬМА ЖЕРТВ ФАШИЗМА И БОЙЦОВ АНТИФАШИСТСКОГО СОПРОТИВЛЕНИЯ,
ПОЛОЖЕННЫЕ КОМПОЗИТОРОМ ЛУИДЖИ НОНО В ОСНОВУ КАНТАТЫ «IL CANTO SOSPESO» (1955-56)
Антон Попов, Болгария, 26-летний учитель и журналист
София, центральная тюрьма
22 июля 1942
Дорогая мама!
Дорогой брат!
Дорогая сестра!
Я умираю ради мира, который будет таким солнечно-ярким, каким ещё никогда не был - что рядом с ним одна моя смерть? Помните о миллионах людей, что в тысячах сражений отдают свои жизни - на баррикадах, во фронтовых окопах - ради этого же мира. Утешьтесь тем, что я умираю за справедливость. И тем, что наши идеи неодолимы [...].
Антон
Андреас Ликоринас, Греция, 14-летний школьник
Папа!
Здесь, в Кесарьяни, вместе со мной ждут казни ещё семеро. [...] Можешь ли ты известить их семьи? Не плачь по мне, ведь я умираю за Родину и свободу.
Андреас
Элефтериос Киоссис, Греция, 19-летний студент
Дорогие папа, мама, сестренки!
Сегодня, 5 июня 1942, они расстреляют нас. Мы умрём, как подобает мужчинам и грекам. Думаю о неизбежном без смертельной тоски - не желаю её и вам, узнавшим о моей смерти. Будьте стойки. Не надо скорби и слёз - сохранив меня в памяти, гордитесь, а не горюйте. МЫ ДОСТОЙНЫ НАШИХ ПРЕДКОВ, НАШЕЙ ГРЕЦИИ. Нет страха во мне; как тверда рука, пишущая эти строки, так честен я перед вами. Грудь переполняет ароматнейший воздух Эллады - здесь, под Гиметтисом, его вдоволь. И утро сегодня чудесное. Мы встречаем его, приняв Святое Причастие - кстати пришелся одеколон из посылки, что получил один из нас.
Прощай, Греция, рождающая героев. [...]
Лефтерис
Константинос Сирбас, Греция, 22-летний парихмахер
Дорогой, бесконечно любимый мой папа!
Два часа назад они схватили меня, как патриота. Теперь уже не помочь. Не терзай душу - рано или поздно это должно было случиться. И не со мной одним. Прощай. [...] До встречи в грядущем, в день, когда мы возвратимся в мир - а он придет, этот день. Забери, если сможешь, из полиции мою одежду. И бумажник, что пуст - тебя ведь это удивит, правда? [...] Не забывай, что твой сын, оставивший тебя наедине с твоим горем, только теперь не слышит неумолкающие колокола Свободы. [...] Моя судьба - умереть в Апреле.
Хаим [?], Польша, 14 лет - отцу.
Мои дорогие родители!
Было бы небо из бумаги, а моря из чернил - и то не хватило бы их, чтобы высказать всю мою скорбь или рассказать о том, что я вижу вокруг. Лагерь стоит в пустынном месте. Поначалу нас водили на работы в лес. Мои ноги истерзаны до крови - башмаки у меня отняли. Мы работаем от зари до зари, нас почти не кормят, а ночью спим на голой земле (одежды нас тоже лишили). Каждую ночь солдаты врываются и избивают нас дубинками, тело мое почернело от кровоподтеков и стало похоже на кусок обугленного дерева. Время от времени они бросают нам немного сырой моркови или кормовой свеклы, и как стыдно бывает смотреть на людей, идущих под удары за этот мусор! Позавчера два отчаянных паренька сумели убежать, и тогда остальных выстроили в одну шеренгу и каждого пятого расстреляли. Я не был пятым, но понял, что живым отсюда не уйду. Прощайте. [...] Я плачу и не могу остановить слез...
Эстер Сруль, Польша
Врата открыты. Наши убийцы здесь. В чёрном с ног до головы. На грязных руках - белоснежные перчатки. Они привезли нас из синагоги, попарно. Дорогие сёстры и братья, как тяжко прощаться с прекрасной жизнью, что была. Вы, кто останетесь в живых, не забывайте нашу маленькую наивную Еврейскую улицу. И отомстите нашим убийцам.
Люба Шевцова, СССР
Прощай, мама, твоя дочь Любка уходит в сырую землю.
Ирина Маложен, СССР
Дорогой дядя!
Я не боюсь смерти, а только жалею, что моя жизнь была так коротка и я так мало успела сделать для страны. К тюрьме успела привыкнуть, здесь много таких, как я. [...] Поэтому я не боюсь смерти, дядя. Пусть мама не плачет. Я хозяйка своей судьбы. Напомни маме, чтобы спрятала деньги от немцев. Твоя племянница,
Ирина
Эусебио Гьямбоне, Италия, 40-летний наборщик
[...] Я точно знаю, что через несколько часов меня не станет, но вы можете быть уверены, что меня выведут на двор казней спокойным и владеющим собой, таким, каков я сейчас, каким был в те два дня, когда тянулось судебное шоу, и в тот миг, когда начали зачитывать приговор, и я с первых слов знал, что приговор - смертный. Хоть кто-нибудь из тех, кто приговаривает нас, уверен в себе так, как я? Едва ли! [...]
Элли Фойгт, Германия, 32-летняя работница
Мой дорогой товарищ!
[...] Мне выдалась возможность попрощаться с тобой - жаль, не каждому так везёт напоследок. Я знаю, что, если бы это было в твоих силах, ты разделил бы самую тяжкую мою ношу. Но каждый из нас должен ответить на вопрос, для чего он преодолевал в себе раба. Моя любовь к тебе - я не нуждаюсь в словах, что она сильнее смерти - делает ответ проще, чем мне казалось. Твоё: товарищ - дарило душе радость вновь обретенного детства. Жизнь помогает мне пройти остаток пути к смерти. Я ухожу, веря в твою лучшую участь. Будем же сильными. [...]