чем белоснежнее грива лета, тем нам больней умирать в подполье. кто-то по-прежнему ждёт ответа, кто-то давно уже съеден молью в пыльной однушке у автострады. вороны здесь, но и им не рады. кто-то достал дробовик из сейфа, кто-то который год ищет эльфов в кухонном шкафчике, часто хмурясь. осень подходит, едва сутулясь, осень и дышит почти в затылок, осень несёт нам своих посылок, медленно въевшись в задворки мозга. сгнившие листья как будто розга так иссекают надежды страхом, хочется плакать, ссыпаться прахом в жёстких ладонях упрямых веток, чёрных и злобных. от нервных клеток будет лишь остов – и то навряд ли; можно играть без конца в те прятки, что нас скрывали от зимних плетей, только удастся ль забыть о лете, если ты выкурен уж до фильтра? чёрт с ней, с войной – не мелькнуть бы в титрах к этой не драме, но в некрологе. пульс так и встанет на монологе. я так боюсь, ведь опять надолго, я так боюсь. не под стать быть волком тем, кто железом клеймён калёным, я поклоняюсь ветвистым клёнам, молча надеясь найти прощенья. я умоляю об искупленьи,
но лист краснеет на мокрых лапах.
что-то предательски слышит запах
хриплых промозглых дождей, как в хоре.
кроны зловеще в окне кивают,
тихо, как будто во сне шептая.
я застываю в немом миноре,
в ржавую бездну с небес слетая.