чуть темнее
камертонного лакмуса, но не
не бемоль
(жаль, что мог
b moll
бы)
не у дел интонация, тут другое
когда крупную в пальцах крошат
. . . '
Возьми в руки себя, астероид
ноздреватый. Рудракши кусок проклятущий.
И смысл. Мыс. Мы. Бессонница. Соголосиль. Палитра
лиловых обесстрелобатов ошалелых.
И ели стрелы на себе рвут часовые
и запускают те в начало-холодок
с начёсом сахасрарным. Там, за небом о'бразов
ещё есть зеркала'. Но это всё начало.
Нача'ла. После тех начал тень вспять кричала
по-девичьи. Взглянул на время (с цифрелками)
и тапнул, чтоб изображение не перестало,
а стрелки с цифрами звенеть-покачиваться не переставали,
как разрушения сокрушённо-удивлённые
брелки-вопросы и стоящие цветками вспять цветы.
Лишь небо образов звенело кандалами
с той стороны, где ничего! И тут начало
порушить обещалось всё тут, но случайно
далёким стало зеркалом. Да, отдалённым. И
кричала вспять. Кричала тень. А тень кричала.
....спустись пуще двойственности шумнотравной, репетивности иже, визжащей историчности, она ж антицание-м/и-е/рца(энья)не истории, глубже левиатановых "словно": подобное, к слову, всегда от подобного, — ну, отделяй, — опустись, где уже не порассуждаешь, батьки Орфея; нет, нет же, не названая жизнь там, не детство тирана, не трудности перевода межличностного (есть другой), — но то неизменное, в коем себя не казнишь, а казнишь каждый раз за какой-то зубодробительный фикшн; хоть и правда: сознание ползучее, юродивое, подскакивающее, стишки, вроде сталкерских, в босховских антуражах Андрейкиных скорлупками порционно и сухо выблеивающих, что блёв худоструйный, — сознание выменно-сучье посложеннее Бога будет. Сознания взыщем и плачем.
Есть спорный родник вроде твёрдого дерева фигурного — ромбовидного, ближе к тому. Молчит и внимателен, как никогда, даже бисером антрацитово-фиолетовым блещет в нём Левиатан; удручённый и бледный наш малый. Пробьёшься к нему, нас поддержишь, одна, ты? По адресу, правда?
...
сведенборгов вип в местах
отдалённо-блоковских.
Топей-вод жемчужинка и я.
Дальше – только
get that ice or else no dice.
*аглицкое: diamonds are girls' best friends
далее
Я. Без пяти минут скорбел.
Теперь я пуст и весел.
Я мёртв? Нет, дважды уцелел.
И чувств моих мир тесен.
Тот интерес незабываемый,
с которым может ослепить,
в ваш ум заглядывая втайне,
почти смычковый пыли пшик,
без мнимого стыда угас,
как редко угасает что-то,
да ничего почти. Мой мозг –
в себя вступил он, – то-то
прозрение, заключишь? Да нет.
Кому случившееся радо?
Из пепла выпал прецедент.
Старинный эпизод разлада.
Чем меньше оных встреч с собой,
тем лучше. После них живьём
рискуешь и не выйти как-то.
Пожалуйста;
напористая чистота,
лицо в костюме без лица,
по крайней мере, с отражением.
Неблизкий давний незнакомец.
Почти неочевидный комы
на тумбочке презент.
Почти бесшумный негатив.
Проявщика запруда; сбив-
чивый – на звук? почти что голос.
Меж пальцев – воротник-копирка
навязший, и горчит.
Ярлык
примерившего отражение
Магритта.
Улица прямая (,) поворотов
полным-полна.
итог
о регистраторе или печатной
машинке многое поведать можно.
Так и о смерти. Лучевой поток кто
в иглу сшивателя пускает? Смерть?
Возможно. Оболочка с максимальной
субтильностью. А двойственность и пустота
бывают только ласковыми — шубы
из холода, со стрелкою еловой
часов. Сопротивление зуб дробит,
что воздух и сознание, и воздуха
сознание, сознания воздух; мрачный
полёта-торможения залог,
как в челюстном метро, когда со станции
отходит поезд или много поездов,
пусть одновременно. И «вскрыта» тема,
как наказание — сознание — индуистский
ум, каковые выдавить... да проще —
прямее лезвием раз(в)лечься смертным,
себя вскрывающим ежемгновенно.
Нал — самолюбование, экзальтация
пустотно-бе'здновая и вконец не-
просматриваемая. Дескать, здрассьте.
Вот я. О регистраторе или печатной
машинке многое поведать можно.
Так и о смерти. Взять смердбанк оллайн.
настрой
нарезаю тщательно
воду листьями, —
стопка в раковине
скорее октября ветшает.
Иссечённые в
сечку звёздчатую события,
прихожусь законно я
экраном никчёмным.
Амальгамой цилиндра, под
коим — зеркальце
назначения-вида неопределённого
с паутинкой ветра на.
В частицу сплошную — по
типу столешницы —
океан, волну
ровняю обеими.
Мне хотелось бы не
глядеть эдак пристально,
только вот что: вконец
иссечёнными стали события.
Эта стопка воды
под водой подобною,
но пока что одним
куском, — это сходится.
Пока что.