Над Святою Горою
Поставлен Царем,
Он смотрел как на Трою –
На собственный дом.
Говорил о грядущем из тленья огне.
Пусть не очень понятно,
Но ясно вполне.
И когда разносило ветрами золу,
Те, кто тлел – на огонь возносили хулу.
Совершенно молча о растленьи своем,
Ничему не учась – отрывались на нем.
И потом на руинах сгоревших церквей,
Утром пел соловей,
Среди диких ветвей.
Так легко выводил, бессловесный свой стих
Что казалось, твердил
По бессмысленность их.
Все свистел и свистел без торжественных слов -
О крушеньи сосудов железным жезлом,
Про концы никому не известной земли,
Из которых чужие на пенье пришли…
За Москвою-рекой зашумят тополя.
Запоют соловьи на руинах Кремля.
И сольются их звуки в тираду одну:
- Ну зачем же вы, суки сожрали страну?
Эх, разбойники! Лучше бы вам не свистеть!
Кабы трубная медь,
Не мешала умнеть –
Может быть, приключился в тузах над Москвой,
Ну хотя бы один пищевод с головой.
Но угнали таких в Золотую Орду –
С головами назад - ни за что не придут.