… Но в твоём неуютном трухлявом сознании брошен я снова,
в коридорах его шелестяще-скрипуче-холодного дома.
И опять на губах моих скомканных тысячелистное слово.
Всё так странно и вечно, так хрупко и всякой пылинкой знакомо.
… Но опять на уступы из детских глазниц моих боль вытекает
чёрным воском. И всё ж – закавычен, закован в насмешливой форме –
воспарять, распускаться кувшинкой, плодиться мечтает и камень.
Набухает глумливым бугристым комком его плач в скучном горле.